— Думаю, Этри, — сказал Кай. — Она сестра жены последнего иши, она же сестра жены нынешнего урая Хилана, она же жена урая Хурная Кинуна. Красавица, от которой можно сойти с ума. Я видел ее, поверь моим словам.

— И сошел с ума? — напряглась Каттими.

— Нет, — пожал плечами Кай. — Тогда моя голова была занята другим. И сердце было занято другим. А теперь уж что… Это ведь очень интересно, очень. Ты хоть понимаешь, что это значит? Выходит, тринадцатый клан ветвится из Хурная? А Васа и Мити бродят по Текану и приглядываются к его тайнам. Пояса с серебряными пряжками раздаривают, потом их обратно забирают. Интересно, интересно…

— Так ты думаешь, что Сая убил Мити? — прижала ладонь к губам Каттими.

— Потом думать будем, — отрезал Кай. — Веди меня к той бабке. Только не слишком быстро, ноги пока меня слушаются не очень.

— А от меня, — она шагнула вперед, буркнула через плечо, обернувшись, — а от меня можно сойти с ума?

— Можно, — успокоил ее Кай и добавил, стирая с лица капли дождя: — Только не нужно. Что так дымит-то? Никогда так в Ламене не было. Дышать нечем.

— Пласты угля загорелись в старых шахтах, — объяснила Каттими. — Пытались тушить, а они все сильнее. Тут горняки говорят, что не было такого никогда, многие уже отправили семьи кто в Хурнай, кто в Ак, кто в деревни южнее выбрался. Но если хотя бы половина шахт займется, так все из города побегут. Сами о том и говорят. Хотя чудно это все.

— Чего же чудного? — не понял Кай.

— Шахты выработаны, — объяснила Каттими. — Горняки говорят, что и гореть там нечему. И дым какой-то… не угольный. Вдобавок мерзость какая-то кишеть стала под землей. Уже и спускаться боятся. И ей, этой мерзости, словно огонь и дым не вредят. К тому же рог звучит за крепостной стеной, каждую ночь звучит.

Дом старухи-лекарки находился в стороне от реки, ближе к восточным воротам города. Узкая улочка петляла между деревянными, покосившимися домами, и, если бы не башни замка, высившиеся невдалеке, ее можно было бы принять за единственную улочку в нищей ламенской деревне. Но Кай, который останавливался отдышаться каждую сотню шагов, Ламен знал неплохо.

— Вот, — протянула вперед руку Каттими. — Эти кривые ворота.

— Не маши руками и не кричи, — понизил голос Кай. — Иди рядом, пока не скажу — не останавливайся.

— Что так? — тут же понизила голос Каттими.

— Неладное что-то, — буркнул Кай. — Не сбавляй шага.

Из-за покосившихся, потемневших от времени ворот пахло смертью. Краем глаза охотник разглядел в щель между створками блеснувшие шлемы ламенской стражи, проковылял мимо и через пару домов пересек грязную, покрытую лужами площадь и свернул в лавку мясника. Рукастый широкоплечий ламенец радостно поприветствовал нежданных покупателей, затем сокрушенно заохал, открыл ларь и с извинениями, как сам сказал, за непосильную цену отрубил край одинокого копченого окорока. Однако, разглядев Каттими, улыбку на лице изобразил искреннюю.

— Держись этого парня, девка. Вижу его пару раз в год, а то и реже, врет он, наверное, что специально за моими вкусностями едет в Ламен то из Хурная, то из Ака, но ведь приезжает же! Сейчас, правда, время тяжелое. Неладное творится за угольным валом. Страшное. К тому же дым этот поганый. Да и голодно. Не то что крестьяне провизию не везут, а говорят, что и нет их самих уже больше. Наш урай всю гвардию поднял, на стены выставил, ждет чего-то. А вы прошли, выходит? Ну зеленоглазый-то такой, да. Ему что Пагуба, что дружеская пирушка. Я всегда его пытал, когда ж он жену себе отыщет? Так всегда одно мне молвил: не могу, мол, отыскать такую, чтобы на сердце легла. И вот первый раз он у меня не один. Наверное, долго выбирал. И как на мой взгляд, так выбрал лучшую!

— Чем дышит Ламен, приятель? — отвлек внимание мясника Кай.

— Что тебе сказать, — почесал затылок тот. — Понятно, что не дышит, а кашляет, но, надеюсь, дым развеется. Бывали времена и получше, но и похуже случались. Разгребемся постепенно. Пока южные шахты в пустую породу не упрутся, будем жить. Придут караваны хоть с Хурная, хоть с Ака, хоть с Зены. Будет еда. Да и деревни основные не на пустошах, а южнее Ламена по левому берегу. Так что пока и на муке перебьемся. Да и ореховое масло есть. Наш урай с кетским хоть и на ножах, не признает равным себе бывшего изготовителя горящего пойла, а все одно торговлю блюдет — в Кету отправляет уголь да металл, оттуда получает орех, масло, серебро да шерсть. Никуда мы друг от друга не денемся. Давно, правда, вестей нет из Кеты…

— А в городе что? — не отставал от мясника Кай.

— В городе… — Мясник снова потянулся к затылку, помрачнел. — Так вроде ничего. Но вот тут одно дело. Нынче с утра открылось. Тут недалеко старушка одна жила, промышляла знахарством. С дочкой, которая сама уж от времени мхом поросла. Так вот убили их.

— Убили? — сокрушенно покачал головой Кай.

— Убили и покалечили, — кивнул мясник. — Говорят, что лица порезали. Вот так. — Ламенец взял топор и черканул по просыпанной солью колоде. — Крест-накрест.

Каттими ойкнула, Кай стиснул зубы.

— Не, парень, — зло махнул рукой мясник, — это не под твой меч. Ты ж против пакости пустотной промышляешь, а это дело обычной пакости, людской. Одно непонятно — зачем? Не было ничего у этих бабок, ни гроша. Снадобья кое-какие варили, разве этим проживешь? Говорят, что девка какая-то заходила к бабкам на днях. Ищут ее теперь. Вот ведь как бывает. Кому они мешали?

— А кому мешал Текан, что Пагубой его охаживает? — ответил вопросом Кай. — Ладно, приятель. Спасибо за мясо, но время сейчас не для яств. Пойдем мы.