Прусский военный агент при шведской армии подполковник Зильтман сообщал домой (письмо от 28 июля), что Карлу, конечно, хотелось бы дождаться Левенгаупта, но сделать это было невозможно из-за постоянных нападений русских из Шклова и Быхова.

5 августа Карл двинулся на юго-восток, держась между Днепром и рекой Сож, чтобы не потерять связь с Левенгауптом. Отныне его армия уподобилась коту, который ищет лазейку в высокой глухой стене и бредет вдоль нее все дальше и дальше, туда, где его ожидает свора собак.

Время между 8 августа и 15 сентября – наиболее труднообъяснимый период похода, когда в действиях Карла и в самом деле обнаруживаются какая-то запутанность и неясность. На пути к Смоленску король пытается навязать бой ускользающим русским отрядам; иногда, стремительно врываясь в русский лагерь, он застает в нем брошенных лошадей, верблюдов и армейских проституток. В то же время Карл чего-то ждет, делает две остановки, теряя в первый раз два дня, а во второй – неделю, и находит удовольствие в перестрелках с «болотными Иванами» (это прозвище шведы дали русским), как, например, под Черниговом, где король брал мушкеты у своих солдат и, как утверждают, уложил многих неприятелей.

30 августа перед рассветом Карл с драбантами издали наблюдал, как несколько батальонов и эскадронов Голицына, «по грудь в воде», перешли Черную Наппу у села Доброе и отогнали отряды генералов Рооса и Крузе, которых спасло только то, что русская кавалерия, преследуя их, увязла в болоте. Шведская армия была еще на марше и не могла оказать помощь разбитым отрядам. Впрочем, придворные летописцы Карла, Адлерфельд и Нордберг, не смущаясь, говорят о победе шведов в этот день.

Успех у Доброго был высоко оценен Петром: «Правда, что я как стал служить, такой игрушки не видал. Аднакож сей танец в [о]чах горячего Каролуса изрядно станцовали». По русским данным, неприятель потерял 2000 человек убитыми и 2000 ранеными.

Цифры могут быть неточными, но достоверно известно, что шведы три дня хоронили убитых.

Ожесточенное сопротивление русских вызвало в шведской армии новую волну убийств пленных. На этот раз не щадили даже офицеров. После сражения у Доброго один шведский офицер помиловал русского подполковника, но какой-то финский солдат с криком: «Только не давать пощады, господин, мы сыты по горло такими, как он, добрый господин!» – проколол пленного шпагой.

Доброе заставило многих пересмотреть возможности «северного Александра» и его противника, который, кажется, вовсе не собирался повторять судьбу Дария III [55] . Старый дипломат Урбих, перешедший из Дании на русскую службу, писал Лейбницу: «Вы правы, что война между царем и шведом не кончится, пока не погибнет тот или другой. Правдоподобнее, что это случится скорее с Карлом XII, чем с царем; у нас есть и всегда будет возможность оправиться, если же шведы будут побиты, то они не оправятся и в сто лет. Поэтому шведскому королю следовало бы заблаговременно подумать о мире, возвратив царю то, что прежде ему принадлежало, и бросить своего Стенцеля (шутливоуменьшительное от имени Станислав. – С.Ц.), который никогда не может быть королем в Польше. Если король шведский не сделает этого, то я опасаюсь, что ни его армия, ни он никогда не возвратятся живыми в Швецию».

Даже Рёншельд стал колебаться и снизошел до того, что пожелал услышать совет Пипера. Но Пипер ответил ему: «Черт, который до сих давал свои советы, пусть и теперь он же подает свой совет» (биограф Карла Фриксель).

Карл сменил направление движения и теперь шел на север. 9 сентября у Раевки он столкнулся с частями кавалерии Боура, который отходил на соединение с главными силами по мере приближения Левенгаупта. Здесь произошел эпизод с окружением Остготландского полка, описанный выше (см. раздел 2 главы «На войне как на войне»). При спасении Карла из окружения погибли два шведских генерала: Тюре Хорд и Карл Розеншерна.

Петр назвал этот бой «счастливой партией». Он лично командовал войсками и находился так близко от шведов, что «виден нам был король шведский сам особою своею».

11 сентября шведы достигли Татарска – крайнего пункта своего продвижения на север. Король остановился в селе Стариши. Здесь между 11 и 13 сентября состоялось знаменитое совещание, которое большинством историков принимается за исходную точку похода на Украину.

В передаче походного капеллана и автора записок о Карле XII Нордберга совещание проходило следующим образом. Карл впервые заговорил об Украине и пожелал узнать мнение своего штаба о походе в том направлении. Пипер настаивал, что следует дождаться Левенгаупта и продолжать движение к Смоленску. Поход на Украину Пипер назвал гибелью армии. По его словам, в этом случае Левенгаупт будет обречен и тогда «никто не может гарантировать, что шведский солдат, который до сих пор сражается с радостью, не разочаруется во всем наконец и что ему даже и жизнь надоест, когда он увидит, что его привели в страну, откуда выйти когда бы то ни было у него нет никакой надежды». Пипер сделал вывод, что «концом всего этого будет гибель столь цветущей армии, с которой король совершил такие блестящие деяния, и эта потеря будет невосстановимой как для самого короля, так и для шведского королевства».

Рёншельд, напротив, указывал, что на Украине шведов ждет Мазепа с 20000 казаков и что когда Карл выиграет там первое сражение, то «казаки покажут чудеса при преследовании неприятеля и истребят русских всех, целиком». Из плодоносной Украины шведам будет «легко и проникнуть в Московию, и сообщаться с Польшей». Что касается Левенгаупта, то он не пропадет: враги «подумают дважды перед тем, как осмелиться напасть на него».

Польский генерал Понятовский, участник похода, в своих записках говорит, что король, видя, как русские жгут даже принадлежащую им Смоленщину, решил, что невозможно идти дальше «голодным и разоренным краем», и повернул на Украину, имея в виду помощь Мазепы и «казачий бунт».

Свою точку зрения высказывает и Гилленкрок, на показаниях которого основываются сторонники того мнения, что Карл в этом походе действовал наобум. Гилленкрок рассказывает, что еще до совещания у него состоялась беседа с королем. Карл сказал ему, что в армии «есть полки, три недели не имеющие хлеба и питающиеся другими продуктами», и сразу добавил, что «это бы еще ничего, но совсем нет фуража для лошадей». А на свой вопрос, каковы дальнейшие планы его величества, Гилленкрок с изумлением услышал, что у короля «нет никакого плана».