В одной из таких стычек 26 июня Левенгаупт заманил в засаду отряд казаков и приказал открыть огонь. То, что случилось потом, ошеломило генерала, он не поверил своим глазам: шведы дали залп, но пули вылетели из мушкетов на каких-нибудь 20 шагов, не причинив никакого вреда казакам. Оказалось, что у шведов отсырел порох. Левенгаупт сразу доложил об увиденном королю, но Карл не поверил ему и даже издал приказ, запрещающий говорить о нехватке или испорченности пороха.

Тем не менее в полдень 26-го у короля собрался военный совет с участием Рёншельда, Пипера и командира Далекарлийского полка фон Сигрота. Последний обрисовал положение дел самым мрачным образом: в армии не хватает боеприпасов, солдаты льют пули из переплавленных офицерских сервизов или подбирают под стенами Полтавы русские ядра; последние два дня солдаты не получают хлеба, лошадей приходится кормить листьями; запорожцы готовы взбунтоваться; в армии царят безнадежность и уныние, усиливаемые дурными предсказаниями и предзнаменованиями. Дело, по мнению Сигрота, зашло так далеко, что он не может поручиться за своих солдат.

Рёншельд в свою очередь поддержал Сигрота, сказав, что ждать можно еще несколько дней – потом армия или разбежится, или взбунтуется. Ядер, пуль и пороха хватит на одно большое сражение; после него останется по 3-4 заряда на человека, в то время как нормой является 40 зарядов. Во что бы то ни стало нужна победа, иначе нечего и думать о походе на Москву.

На слова Сигрота Карл ответил, что раз дело так плохо, то «пусть ни он сам [Карл], ни кто-либо другой из армии не вернется живым». А Рёншельда король уверил:

– Все найдем в запасах у московитов.

Вслед за тем король объявил, что завтра атакует неприятеля.

Военный совет был закончен в четыре часа пополудни. К королю был вызван Гилленкрок. Рёншельд от имени Карла приказал ему разделить пехоту на 4 маршевые колонны и вручил ему ordre de bataille – план сражения. Гилленкрок молча стоял у постели Карла. Рёншельд, назначенный главнокомандующим вместо больного короля и ставший от этого вдвойне привередливым и нервозным, повысив голос, спросил Гилленкрока, понимает ли он, как следует выполнить задание, но Карл чуть раздраженно перебил фельдмаршала:

– Да-да, Рёншельд, он все знает.

Фельдмаршал мрачно насупился. С этой минуты и до конца сражения он находился в постоянном раздражении. Помимо сознания ответственности за исход боя, его мучила боль от раны, полученной при штурме Веприка (эта рана позднее и свела его в могилу), и досаждало назначение Левенгаупта, с которым он был в ссоре, командующим пехотой. Левенгаупт, кстати сказать, последние дни страдал от поноса, что также не прибавляло ему добродушия.

Да и сам Карл потерял свою обычную бодрость и ясность духа. Из-за воспаления раны его терзала лихорадка с высокой температурой. Его вид и речи поражали какой-то угрюмостью. Солдаты и офицеры шептались, что король хочет быть убитым, чтобы избежать бесчестья. Слова Карла, сказанные Сигроту, дают основание для такого мнения. Королей из династии Ваза вообще отличала эта мрачная готовность к смерти. К примеру, отец Карла XII после одного поражения от датчан бормотал на марше: «Хоть бы и сгинуть, одной лишь смерти жажду». С другой стороны, Карла все сильнее охватывал паралич воли, сходный с апатией Наполеона в день Бородинского сражения, так великолепно изображенной Толстым.

Болезнь Карла и весь ход Полтавского сражения дали повод многим историкам утверждать, что в действиях шведов отсутствовал общий план. В качестве доказательства они приводят слова Гилленкрока: «Я по крайней мере не знаю ничего о какой-либо диспозиции или плане атаки», а также аналогичное свидетельство Левенгаупта. Другие, как, например, Фриксель, оспаривают это мнение и на основании некоторых мемуаров делают вывод, что диспозиция была составлена накануне сражения и вручена генералам и полковникам, собравшимся к королю на вечернюю молитву.

Судить о наличии у Карла конкретного плана действительно приходится только задним числом, на основе анализа хода сражения. Показания таких очевидцев, как Гилленкрок и Левенгаупт, ненадежны, так как они стремились если не оправдать поражение шведов, то, по крайней мере, снять с себя ответственность за исход боя. К тому же Гилленкрок явно лукавит: какие-то распоряжения перед боем он все-таки получил.

Прежде чем говорить об этом вопросе определеннее, надо взглянуть на место, где произошло сражение, и на расположение войск противников. Король, его штаб, драбанты и гвардия размещались в Яковецком монастыре к востоку от Полтавы. Пехота находилась в лагере западнее города. В четырех верстах от нее в том же направлении разбила лагерь шведская кавалерия. Южнее Полтавы стоял обоз, охраняемый двумя драгунскими полками. Армия была разделена, чтобы избежать скученности и распространения заразы.

Строевые части шведов насчитывали около 24000 человек (не считая 11000 или 12000 запорожцев); 2250 раненых и больных находились в лазаретах при обозе. Там же числилось: около 1100 чиновников канцелярии, около 4000 конюхов, денщиков и рабочих и 1700 жен и детей солдат и офицеров.

Русский лагерь располагался на берегу Ворсклы, строго к северу от Яковецкого монастыря. Он был очень велик: вмещал в себя около 42000 человек, без учета нестроевых, число которых неизвестно. Мощные укрепления, сооруженные по последнему слову инженерной науки, окружали русский лагерь с трех сторон – севера, юга и запада; с восточной стороны сразу за лагерем начинался 60-метровый обрыв, спускавшийся к реке. Севернее лагеря тянулся длинный глубокий овраг.

Противников разделял довольно узкий проход (от двух до трех верст), ограниченный с востока Яковецким, а с запада Будищенским лесом. Шведы могли атаковать русских только по этому коридору. Здесь, недалеко от лагеря, по личному указанию Петра были сооружены 10 редутов в виде буквы «Т» (6 редутов в горизонтальной линии и 4 в вертикальной), перегородившие проход между лесами; работы на двух южных редутах еще не были закончены. Их защищали около 4000 человек пехоты и 10000 кавалеристов корпуса Меншикова. Форма редутов была задумана гениально: проходя через них, шведы непременно должны были потерять связь между правым и левым флангом и выйти к месту генеральной баталии дезорганизованными.