Шрифт:
— Галя, давай так, — примиряюще предложила она. — Ты с ним сама переговоришь, и если он не возражает, я его передам. Мне вроде как неудобно такой разговор заводить. — Рябова скисла. Если Горской неудобно заводить такой разговор, то ей — тем более. — Я пошла, меня ждут.
Стоило Маше произнести еще два предложения, как в аудиторию заглянула завкафедрой.
— Ах, вот вы где прячетесь, Марьпетровна. Загляните-ка на минутку на кафедру, у нас очень важный вопрос обсуждается.
На кафедре обсуждался вопрос о том, по сколько сбрасываться на юбилей декану. Маше было всё равно, о чем она сразу заявила.
— Конечно, у некоторых денег куры не клюют, — обиженно подала голос Галка.
Маша в целом была с нею согласна — денег у нее куры не клевали. Во-первых, кто им даст, а во-вторых, не было у нее кур.
— Можно определить разные суммы в зависимости от должности. Я соглашусь с любым вашим решением, — уведомила Горская и выскользнула за дверь.
— Это опять я, — поиграла она в Капитана Очевидность. — Вы тут еще живы?
— Не дождетесь, — ухмыльнулся Андрей.
— Это радует. Так вот, возвращаясь к теме…
Дверь в аудиторию приоткрылась, и в нее заглянул Залесский.
Маша покорно побрела на выход.
— Так вот куда ты подевалась с кафедры, — в голосе Валеры слышались негодующие ноты.
— Залесский, если у тебя приступ ревности, пойди выпей валерьянки. И не мешай мне работать.
— Языком?
— Головой, Валерик, головой. Можно, я уже пойду?
Маша вошла в аудиторию. Залесский проследил за ней, пока она не устроилась за своим преподавательским столом. Что за детство, поморщилась Маша. Можно подумать, она собиралась сесть к Вереину на колени. Однако ревность Валерика была ей забавна. Раньше он никогда так не реагировал. Его собственнические реакции откровенно льстили.
— Итак, возвращаясь к теме курсовой, — устало проговорила Горская, и за дверью задребезжал звонок на пару.
Верин отреагировал на него быстро придушенным смешком.
Егоров, извиняясь, произнес:
— У нас сейчас пара. Зачет. Может, встретимся в другой раз?
— Только в более… приватной обстановке, — влез футболист.
— Например, сегодня после пар, — предложил Егоров.
— Я не могу, — призналась Маша. — Честное слово, не могу. У меня встреча с клиентом, — теперь эти слова ей самой казались притворством, хотя были чистейшей правдой. — Завтра?
Завтра — так завтра, согласились студенты.
Шла последняя неделя сессии. Пар становилось меньше, экзаменов и зачетов — наоборот. Получив на четвертой паре халявную тройку за компанию с согласным большинством, Андрей уехал в офис. Однако дела в голову всё равно не шли, и чтобы убить время в ожидании Часа Икс, он бесцельно «листал» Интернет. Выехал Вереин практически на полчаса раньше, заехал в супермаркет и долго глазел на витрину со сладостями, самому себе напоминая приснопамятного барана. Осознав, что в сортах шоколада он не разбирается, особенно — в том, какие шоколадки нравятся Черной Герцогине, — махнул рукой и взял самую дорогую. Оставил машину на уже полупустой университетской парковке и не спеша направился в сторону заветной кафедры. По дороге он заглянул к кофейному аппарату, где еще раз завис, пытаясь припомнить, какой же кофе брала в прошлый раз Горская, но вынужден был признаться, что меньше всего в тот момент он смотрел на кофе. Как же тяжело с этими женщинами и их переменчивыми вкусами. Мужику всегда можно взять дежурный эспрессо. А тут ломай голову: всякие латте, мокко, мокиато; с сахаром, без сахара… В итоге Вереин остановил свой выбор на универсальном капучино в двух экземплярах. Взглянул на часы. Даже не намного раньше. Вполне в рамках приличия.
Университет поражал непривычной пустотой. Андрею почему-то казалось, что будь он в ботинках, стук каблуков разносился бы по всему коридору. Но он шел в почти бесшумных кроссовках. Дверь на кафедру была приоткрыта, и оттуда раздавались ритмичный бой ударников, гитарные басы и чуть хриповатый бас, на припеве сменившийся слаженным хором. Вереин аккуратно заглянул внутрь. Черная Герцогиня в непривычно сине-джинсовых тонах сидела за ноутом, увлеченно водила пальцем по тачпаду и морщила хорошенький лобик. Видимо, у нее что-то не получалось, так как она взъерошила волосы обеими руками и уперлась лбом в ладони.
— Что же вы, Мария Петровна, так непатриотично слушаете произведения зарубежных рокеров? — поинтересовался Андрей, входя внутрь.
Маша подняла на него глаза и сделала музыку потише:
— Отчего же, Андрей Александрович, очень даже патриотично. Это Sabaton, Panzerkampf. — Видимо, уловив непонимание, она пояснила: — Песня о Курской битве. «По нашей Родине марширует немецкая армия. Братья, встанем плечом к плечу, чтобы остановить нацистских захватчиков». Как-то так.
Действительно, прислушавшись, Вереин уловил в тексте знакомые с детства «Russia» и «Soviet».
— Неожиданно обнаружить, что вы слушаете тяжелый рок, — признался он, оглядываясь, куда бы пристроить стаканчики. Горская показала в угол, на небольшой столик, возле которого стояла пара кресел. Андрей благодарно кивнул и присел на одно из них.
— А что же мне слушать? Русскую попсу? «Там день и ночь твоя рука мою целует руку», — процитировала она. — Песенка мутантов! Или: «Я буду твоим зонтом, твоим плащом». Бедной девушке его на себе тащить, в смысле? Или вот: «Мой рояль открыт, мысли и клавиши ринулись вдаль». Так и хочется сказать: «Захлопывай скорее, сейчас последние разбегутся!» Сколько и чего автор скурил, прежде чем сочинил подобный шедевр?