– Ну, как дела у тебя? – спросила она. – Что нового? Еще собирались у Филина?

– Да все в порядке, спасибо. Новый семестр вот начался, пока проблем нет. Кстати о Филине! – я вспомнил о пропавших деньгах. – У него после той вписки пропало двести тысяч евро. Ты не знаешь, кто мог взять?

Она смотрела мне в глаза.

– Нет, это была не я. Твой вопрос ведь именно в этом. Завуалировал хорошо. Я, по-твоему, похожа на тех, кто чужие хаты обносит? – Натка как-то очень внезапно разозлилась.

– Да не, ты что, – я попытался сгладить ситуацию и увести мысль в другую сторону, – я думал, возможно, ты можешь узнать… Ну, там, знаешь, с помощью своих способностей…

Это, похоже, рассердило ее еще больше. В голосе проступало явное раздражение:

– Слушай, вот об этом так вообще не говори. Никогда. Ясно? Я тебе не ищейка! Ни пропавшее бабло, ни пропавших людей найти не могу!

– Да ладно тебе. Извини, просто я подумал…

– Я, блин, доверилась тебе, рассказала! Потому что почувствовала, что ты не тот человек, который станет на этом внимание заострять. По крайней мере, не так, как другие. Ошиблась, видать!

Мне стало неловко. Виноватым в чем-либо я себя не считал. Сама ситуация была какой-то глупой – ссора возникла на пустом месте.

– Чего ты так взъелась то? У тебя что, ПМС?

Тогда я еще не знал, что девушкам, ни при каких обстоятельствах не стоит говорить подобное. Только если не хочешь поругаться еще сильнее. Натка швырнула в меня пакетик с остывшей картошкой фри, демонстративно отряхнула руки и, развернувшись на 180 градусов, ушла прочь.

Я смахнул с куртки несколько мелких крошек. Голуби и воробьи у меня под ногами спешно клевали внезапно возникшую пищу, вероятно, опасаясь, что исчезнет она так же быстро, как появилась. Я не пытался остановить Натку, все равно общения бы уже не получилось. Я сделал для себя вывод, что тему ее особенного восприятия не стоит лишний раз педалировать – очень нервно она на это реагировала. Мы расстались, не попрощавшись, как и в прошлый раз. И хотя сейчас уже не было записки со словами «ещё увидимся», я снова был практически в этом уверен.

В университете я учился на стипендию. Обычную, не повышенную – не хватало усердия и старания в образовательном процессе. Составляла она тогда что-то порядка 1200–1500 рублей. Какие-то деньги (около восьми тысяч) передавали родители. Но, как и любому студенту, средств мне постоянно не хватало. Нет, в принципе, в то время в Москве одному вполне неплохо можно было прожить на десять тысяч, с чем я успешно справлялся года полтора. Потом появилась более-менее постоянная девушка, а с ней тусовки, концерты, клубы, Пушка… Деньги стали стремительно таять, появилась нужда зарабатывать.

Я работал промоутером (иначе говоря, раздавал рекламные листовки около метро), консультантом по новым видеокамерам JVC, читал лекции школьникам о правильном бритье с помощью станков от Gillete, разгружал фуры на складе, собирал компьютеры. Словом, брался практически за любой временный заработок, не требующий больших усилий (кроме разгрузки фур, там я погорячился). Каждый месяц появлялась новая подработка. Устраиваться куда-то на постоянной основе, пусть и с относительно свободным графиком, например, в тот же Макдональдс, где какое-то время работал Антон, не хотелось из-за угнетающего чувства обременения. То ли дело – постоял с флаерами четыре часа, забрал свои две тысячи и свободен.

Так продолжалось примерно с полгода. Пока Антон, устав продавать фаст-фуд, не рассказал мне о своей идее. Родилась она в тот момент, когда мой друг, купив билет на какой-то концерт, обратил внимание, что практически никаких средств защиты на нем нет. Приблизительно за пару месяцев Антон вывел технологию изготовления фальшивок и посвятил в нее меня. Теперь мы работали в паре, и нам предстояло отточить техпроцесс.

Мы покупали один настоящий билет (обычно в танцпол, без указания места, чтобы было удобнее и быстрее штамповать копии). Затем сканировали его на хорошем дорогом оборудовании в фотолаборатории, где работал один из наших общих знакомых, потом обрабатывали изображение на компьютере, подгоняя цвета и все прочее. Тогда, в середине – конце двухтысячных, для проверки билетов еще не использовались высокотехнологичные сканеры и считыватели штрих-кодов, а контролеры очень редко смотрели сквозь бумагу на свет, чтобы удостовериться в наличии водяных знаков и подлинности пропуска на мероприятие. Единственной загвоздкой могло стать определение фальшивки на ощупь. Бумага, на которой осуществляется печать в агентствах – не простая. Она плотнее обычной офисной, и ее никогда не найти в магазинах. Однако мы, методом проб и ошибок, справились и с этой преградой на нашем пути, причем, скорее даже не из жажды наживы – нам просто было интересно – сможем ли? Выход был найден достаточно быстро: мы покупали матовую двустороннюю фотобумагу плотностью чуть выше обыкновенной, замачивали ее в воде на несколько секунд, проглаживали утюгом – для того, чтобы устранить «волнистость» и, когда листы высыхали, просто печатали на них изображения с двух сторон. Подделки, изготавливаемые нами, были практически неотличимы от оригинала. Если бы не водяные знаки.

К концу зимы 2007-го мы «обработали» около шести концертов, и в те пару раз, когда обман раскрывался, дело было именно в пресловутом просмотре «на свет». Людей, у которых обнаруживали самопал, обычно спрашивали, откуда они взяли билеты. Те, изображая максимальное изумление, отвечали заученной с нашей подачи фразой: «Как? Это фальшивка?! Да быть не может! Вот только что около клуба купили у какого-то мужика, не знаю, кто такой… Вот, сука, левак впарил!». Такая эмоциональность убеждала персонал клуба в абсолютной невинности задержанных, и их просто отпускали, предупреждая впредь покупать не у посторонних лиц, а только в агентствах или кассе клуба. Изредка просили заплатить штраф, равный цене билета. У нас же была предусмотрена «страховка» от непопадания на концерт: если человека не пускали, мы возвращали ему деньги. Так или иначе, наш доход в разы превышал производственные и прочие расходы. Покупателей было много, так как фальшивки мы продавали по цене вдвое меньшей, чем у оригиналов.

Не остались без внимания с нашей стороны и меры предосторожности – все-таки подделка документов всегда была и остается уголовно наказуемым преступлением. Количество изготавливаемых нами билетов обычно не превышало 50–60 штук, что при средней посещаемости клубного концерта иностранной знаменитости в 3–4 тысячи человек, было вполне разумно, и риск обнаружения не столь велик. В качестве дополнительной страховки мы существенно ограничили круг лиц, которым передавали фальшивки лично. Это были 5–6 человек, которым мы доверяли на сто процентов, наши друзья и хорошие знакомые, а они, в свою очередь, выступали в роли посредников, распространяя несколько штук по своим самым надежным людям. Таким образом, всего несколько человек знали о том, чем мы занимались.