— Такие лекции в основном посещают мужчины, — проговорила Фэйн уже не дерзко, а оправдываясь. — Попробуй-ка найди хорошего одинокого парня в Нью-Йорке! И между прочим, было очень интересно. Эти малюсенькие атомы напомнили мне о ферришинах. [41]

— А Уилл Хьюз частенько заглядывает в «Y»?

— Возможно, он знал, что я там буду, — прошептала Фэйн.

— И давно ты с ним встречаешься?

В комнатке за стойкой послышался мелодичный звон, и Фэйн не успела ответить.

— Ой, мой бисквит! — воскликнула она и юркнула за дверь.

— Надо ее догнать, — заявил Оберон, приподнял столешницу и шагнул за стойку. — Как всегда, она ушла под землю.

— Что? — изумилась я.

Но он уже скрылся в задней комнатке, большую часть которой занимала громоздкая чугунная плита. На решетке лежал только что испеченный желтый бисквит. А где же Фэйн? Оберон обвел взглядом кухню. Я подумала, что ему надо проверить духовку, но он лишь сдвинул в сторону тростниковую циновку. Под ней обнаружился деревянный люк с бронзовой ручкой. Оберон открыл его. Стали видны первые ступени винтовой лестницы, уходившей во мрак.

— За мной, — он махнул мне рукой.

— Туда? — прохрипела я и поежилась. Конечно, я сражалась с мифологическим зверем и прогуливалась в парке, населенном фейри, в компании с вампиром… Однако перспектива спуска в темную яму под улицами Нью-Йорка мне не улыбалась. Кто знает, какие кошмары из городских преданий меня ожидают? Крокодилы-альбиносы, гигантские крысолюди, тараканы-мутанты… вариантов немало. «Хватит с меня, — решила я. — Пора проявить характер». — Я останусь здесь, — сказала я.

Оберон щелкнул пальцами, и на кончике его большого пальца возник язычок желто-зеленого пламени.

— Смотри, — произнес он. — Пора начать учиться. Ты каждый день работаешь с огнем, поэтому тебе не будет слишком трудно сотворить его. Подними руку… ладонью к себе. — Оберон взял меня за локоть, и моя ладонь оказалась в паре дюймов от моего лица. — Теперь сконцентрируйся на сиянии.

Раньше, на улице, я уже видела зеленоватое свечение над пальцами. Но тогда я думала об Уилле Хьюзе. И я немного забеспокоилась. Насколько изменилась моя аура? Я ведь столько всего пережила. Вдобавок сказала отцу о том, что надо увеличить оклад Майе. А как Роман себя чувствовал в тот момент? Полагаю, совсем не так, как я…

— Начинай! — прозвучал громкий голос Оберона, прорвавшийся сквозь пелену моей жалости.

Я послушалась и прогнала все мысли, кроме единственной: видеть ауру. Спустя несколько секунд я заметила ее. Кончик каждого пальца имел бело-голубой цвет, который заострялся и лучом уходил вверх.

— Готово!

— Хорошо.

Интонации Оберона смягчились. Он снова приобрел свою вест-индскую певучесть, а холодный воздух вокруг нас сразу согрелся. Наверное, Оберон действительно умел согревать вещи голосом.

— Теперь прикоснись большим пальцем к среднему и почувствуй тепло собственной ауры. Как только поймаешь искру, щелкни пальцами.

Я послушалась. Никакого результата.

— Ты поспешила, — сказал Оберон.

Я попробовала еще раз. На этот раз я ждала до тех пор, пока не ощутила искру — крошечный разряд статического электричества, но она тоже улетела в воздух и с шипением упала на пол.

— После щелчка держи большой палец ровно, чтобы пламя не дрожало.

Я предприняла очередную попытку. Искра зажгла крошечный бело-голубой огонек. Зрелище собственной горящей кожи подействовало на меня так плохо, и я непроизвольно тряхнула рукой, чтобы погасить пламя.

Оберон застонал.

— Пылает твоя жизненная сила, — произнес он таким тоном, будто поучал маленького ребенка. — Ты не обожжешься. Давай еще раз.

Я пристально уставилась на руку, свела подушечки пальцев, дождалась искры, щелкнула, выпрямила большой палец… и над ним вспыхнул язычок и закачался, как гавайская танцовщица. Оберон был прав: огонь не наносил никакого вреда.

— Молодчина, — похвалил он меня.

Я улыбнулась.

— Потрясающе! Ничего более крутого я в своей жизни не делала. Жаль, что я не курю — можно было бы похвастаться.

Оберон покачал головой и начал спускаться вниз по ступеням. Я последовала за ним. Страх развеялся от радости обретения нового дара… но неожиданно мой спутник заставил меня задуматься.

— Не пытайся это делать во время месячных, — предупредил он. — Тогда женщины могут себя спалить.

Я шагала по лестнице и недоумевала — как он догадался, что у меня те самые дни, — а он продолжал давать советы.

— Держись рядом со мной и ни в коем случае не сворачивай в боковые проходы.

«Сколько же коридоров в подвале кондитерской на Манхэттене?» — гадала я. Но мы продолжали свой спуск по ступеням, и я поняла, что подпол не совсем обычный. Стены оказались отделаны блестящим розовым кварцем. Я поднесла большой палец поближе и увидела высеченные на камне знаки и пиктограммы. Тут были изображения красивых мужчин и женщин, скачущих верхом на лошадях по горам и лесам. Попадались и другие рисунки — люди водили хороводы около стоящих по кругу камней и огромных костров. Над ними летали крылатые существа — драконы, грифоны и… мантикоры. Некоторые драконы прятались в горных пещерах, в недрах которых морщинистые гномы добывали золото и всяческие минералы. Картины были украшены настоящими рубинами и сапфирами, они так и сверкали в свете моей «зажигалки». В колледже я изучала геммологию [42] и не сомневалась в том, что это — не подделка. Было даже страшно подумать о реальной стоимости камней.