В его глазах тоска перемешaлaсь со стрaхом.

* * *

В августе 1983 года в Пешавар приехала Людмила Торн, американка русского происхождения, сотрудница правозащитной организации "Дом свободы" .

Она изъявила желание встретиться с бывшими солдатами Советской армии, попавшими в плен.

Встреча состоялась в Бадабере, в лагере.

Утром 30 августа Людмила Торн приехала в лагерь с группой телеоператоров одной из информационных программ, пользующейся большой популярностью.

Их отвели в глинобитный домик, стоящий на отшибе. На полках и на полу стояли ящики с боеприпасами и оружием. Судя по всему помещение использовалось, как склад вооружения и боеприпасов.

Группу сопровождал Абдул Рахим, представитель партии «Джамиат».

Он потребовал, чтобы здесь никто не курил. Потом провел всех в большую брезентовую палатку, в которой на помостах с убогими ковриками сидели несколько моджахедов, скрестив жёлтые пятки. За малюсенькими оконцами ревел ишак.

В приоткрытый полог палатки с кухни проникали запахи подгоревшего масла, пережаренного лука. Стоял стойкий запах выгребной ямы...

Потом привели троих молодых людей, которые явно не были похожи на афганцев. На них были одеты шаровары и длиннополые навыпуск рубашки защитного цвета— камис.

Это были Николай Шевченко, Михаил Варварян, Володя Шипеев.

Первым вошёл Шевченко.

Они увидели перед собой стройную женщину среднего возраста. У неё было тонкое лицо, ложбинка груди, у которой обрывался загар.

Блестящие волосы цвета платины, голубые глаза. Прядка волос над загорелым лбом. Женщинa былa одетa в длинную юбку.

В палатке стоял непривычный запах духов.

Шевченко задержал взгляд на её высокой, обнажённой шее. И с трудом отвёл глаза.

Потом Людмила Торн часто вспоминала лица этих ребят, судьбы которых уже успела поломать афганская война. На первый взгляд обыкновенные парни, с одинаковым прошлым: школа, ПТУ армия, Афганистан, плен...

Беседа шла трудно, пленные солдаты поначалу были угрюмы и неразговорчивы.

Бывший рядовой Варварян представился ей Арутюняном, а Владимир Шипеев – Матвеем Басаевым. Выглядел он совсем мальчиком: пушок над верхней губой, на щеках румянец, лоб в веснушках, пушистые брови над синевой глаз.

Единственный, кто не стал скрывать свою фамилию, был угрюмый бородач. Назвал своё имя- Николай Шевченко. Был он был худой, очень худой. На вид старше всех. Да и взглядом отличался. Тяжёлый взгляд... Мало кто мог долго смотреть в его глаза.

Шевченко сел перед ней на пол. Спросил.

– Ты хочешь узнать, как я оказался в этом дерьме?

Поднял нa женщину воспалённые глaзa.

– Есть закурить?

Густые чёрные ресницы вокруг них едвa заметно вздрагивали.

Щёлкнув зажигалкой, выдохнул струю горького дыма.

– По дурости вляпался! Исключительно по собственной дурости. Нечего было совать нос туда, куда собака хер не суёт!

Шевченко снова затянулся, спалив сигарету почти до самого фильтра.

– Родился я в Дмитровке, на Украине. Маленькое такое село, всего триста жителей. Рядом река Братеница. В армии отслужил, женился. Дочку с женой родили.

Шевченко скупо, словно стесняясь, улыбнулся.

– Ты знаешь какая у меня дочка! Викулечка! Лапушка.

Скосил глаза на остаток сигареты. Огонек уже почти касался его желтых от никотинa пaльцев. В последний раз затянулся, с сожалением затушил окурок. Бережно спрятал его в карман.

– И дёрнул меня чёрт связаться с этой кооперативной квартирой! Пришёл в военкомат. Говорю, хочу за границей поработать. Там платят больше. Водителем.

Военком спрашивает -«В Афганистан поедешь?»

Шевченко вспомнил подполковника, завербовавшего его в Афганистан, белесого, полного, с круглым бабьим лицом.

Тогда ему показалось, что какая то пожилая женщина нарядилась в офицерскую форму, напустила на себя строгость и принялась командовать.

Выходя из кабинета Шевченко видел, как подполковник жадно глотает воду из графина. Над узлом форменного галстука нервно дрожит плохо выбритый кадык.

– Я не испугался. В газетах писали, что там спокойно. Приехал. И здесь уже понял, что попал в пекло. Увидел оторванные ноги, руки. Отрезанные головы. Была даже такая мысль вернуться.

Шевченко закурил новую сигарету. Перед глазами плыли бесцветные и седые предгорья, которые слабо струились в стеклянных миражах. Стрекот снижающейся вертушки. Черная точка, которая, оставляя в небе неровный дымный след, устремилась к сверкающим лопастям. Белая вспышка взрыва.

Шевченко вздохнул. Вытер вспотевший лоб ладонью.