Длинный поезд крытых коврами повозок, открытых телег, носилок, паланкинов выезжал из южных ворот.

Богато одетые женщины, слуги, дети выглядывали из носилок. Впереди на добрых конях ехали купцы, — богатейшие, именитейшие купцы города: Иссахар-Али, Нах-рандат-Бабу, Гуффур-Эддин и другие. Пояса купцов отяжелели от золотых и серебряных монет, зашитых в потайные карманы.

Позади, груженные огромными вьюками, шли верблюды.

Купцы уходили из Дели. Почуяв близкую опасность, они первыми бежали из крепости.

В тот же день к вечеру в крепости разнесся слух: у ферингов прибавилось войска, они собираются обложить Дели со всех сторон. С севера к ним подходят большие подкрепления.

Лица горожан помрачнели. Факиры и нищие в храмах вещали недоброе. Слухи росли, умножались, уже трудно было различить, что в них правда и что неправда.

— Нана-саиб разбит!… — шептались в Дели. — Его войска сдались на милость ферингов…

— Восстание в Фаттехпуре подавлено. Морадабад окружен.

— Неправда! — говорили другие. — Еще силен Нана-саиб, и войска у него много. Он только отступил в леса, чтобы оттуда вернее нанести удар английскому генералу.

Посланцы с юга и с запада действительно скоро перестали приходить, и Дели, оторванный от других очагов восстания, отныне был предоставлен самому себе.

Никто не руководил собравшимся в крепости повстанческим войском. Каждый полк, — больше того, — каждый батальон и даже каждая рота отдельно от других решали для себя вопросы обороны и нападения и выходили на вылазку за стены крепости храброй, но беспорядочной толпой.

Никто не заботился о снабжении солдат, о выплате им жалования. Купцы отказывали сипаям в муке и соли. Купцы требовали денег за продовольствие, а у солдат нечем было платить.

Выборные от войска пришли к Бахадур-шаху.

— Купцы требуют у нас денег, — сказали выборные. — Большая армия собралась в твоем городе, великий шах, а ты не платишь ей жалования. Купцы закрыли свои лавки, они не дают нам хлеба.

Старый шах вышел на балкон. Старческими подслеповатыми глазами он оглядел солдат, собравшихся у его дворца.

— Нет у меня золота для вас! — слабым голосом крикнул шах. — Глядите, как я беден, сипаи! — Он выхватил маленький коврик из-под ног и затряс им над головой. — Вот всё мое имущество, нет у меня ничего для вас, солдаты!…

Шах заплакал. Министры увели его под руки с балкона.

Лазутчики из британского лагеря проникали в крепость и приносили своим офицерам утешительные вести: в городе нет порядка, все врозь, повстанцы не могут ни о чем договориться с шахом, а у шаха несогласия внутри самого дворца.

В сипайском таборе до ночи не утихал шум. Файзабадские сипаи хвалились своими заслугами, порочили сипаев других полков.

— Мы храбрее всех! — шумели файзабадцы. — У нас самые меткие стрелки!… Мы больше чем все другие убили в бою офицеров-саибов!

— И мы сражались наравне с вами!… Разве наши пули летят мимо голов ферингов? Кто из нас дрогнул перед штыком англичанина? — говорили другие.

— Да, да! Стрелки, гренадеры, саперы, конные, пешие, — все мы братья одного дыхания! — раздавались голоса. — Всякий, кто обнажил меч в войне против чужеземцев, достоин равной славы.

— Мирутские, файзабадские, бэрелийские сипаи — все братья! Бхай-банд!…

Но файзабадцы ничего не хотели слушать. Перессорившись со всеми, они ранним утром протрубили подъем, снялись с места и, громко крича, стреляя в воздух, двинулись прочь из крепости по плавучему мосту через Джамну.

Английские офицеры смотрели на уходящих в бинокли со своей вышки на Хребте и поздравляли друг друга, поднимая руки в белых перчатках.

— Веселый сегодня день у саибов, — с грустью сказал в тот вечер Инсуру Чандра-Синг.

— Войско без начальника, что тело без головы! — сокрушался старый Рунджит, товарищ Инсура по батарее. — Саибы уже роют траншеи в трех местах по равнине, готовятся ударить по стенам Дели, а мы всё еще не знаем, кто будет руководить защитой крепости.

Пальба по ночам становилась всё сильнее, свежие силы подходили к британцам. Беспокойнее стало в покоях шаха, на дурбарах слышались уже не пение и музыка, а резкие голоса, крик, свара. Бахадур сердился на своих министров: зачем допустили сипаев в город? Зачем связали судьбу его трона с судьбой восставшего войска?…

Всё реже звали музыкантов, плясуний во дворец, всё меньше объедков высылали им к фонтану. Уныние настало во дворце, слитный гул до полуночи стоял в городе.

А по Курнаульской дороге, подняв длинные стволы к небу, уже ползли, влекомые слонами, мощные гаубицы, большие осадные мортиры, ящики со снарядами, с ядрами, с боевым снаряжением.

Джон Лоуренс наконец решился. Он снимал пушки с афганской границы и посылал их на помощь британцам, осадившим Дели. Своей Летучей пенджабской колонне сэр Джон велел готовиться к походу.