— Послезавтра ждут новый батальон кавалерии.

— Сикхи?

— Нет, кашмирцы.

— Вильсон набрал сюда людей со всей земли.

— Он хочет запереть перед штурмом все выходы из города.

Они замолчали.

— Ползем дальше, Застра! — прошептала Лела.

— Погоди, пусть отойдут, — тихонько сказал ласкар.

Обозные отпрягли волов и увели их к водоему. Лела с Застрой выбрались из путаницы телег. Осмелев, они шли дальше.

Справа дымились костры. Какие-то люди сидели вокруг огня. Пахло дымом, козлятина варилась в больших котлах.

Лела видела туго завернутые чалмы людей, с узлом над правым ухом, их белые халаты с резкой черной каймой, слышала незнакомую гортанную речь.

— Это белуджи, — сказал Застра. — Белуджи-кочевники, я знаю их язык. Ласкар стал слушать.

— Запрем город, — говорил высокий человек в полосатом бурнусе, с кудрявой черной бородой, — обложим его со всех сторон и всех проклятых пурбийцев перережем. Они поносили имя аллаха!…

— Пурбийцы!… Так они называют индусов Доаба! — взволнованно прошептал Застра. — Их научили саибы!

— Всех перережем! — повторил чернобородый. — Иначе они пойдут на нашу землю, заберут наши пастбища, угонят наш скот…

— Кто тебе говорил это! — вдруг, не стерпев, закричал из темноты Застра. — Кто тебе говорил это, глупый человек?…

Забыв об опасности, Застра вышел к костру. Он был бледен от злобы.

«Что он делает!… — Лела замерла в траве. — Он всё погубит, сумасшедший ласкар!…»

— Феринги обманули вас! — задыхаясь, сказал оружейник. — Они хотят вашими руками взять Дели, а потом задушить и наш народ, и ваше вольное племя.

— Что он говорит? — громко спросил человек в полосатом бурнусе. — Что он такое говорит?

— Они так всегда делают, феринги, — сказал Застра. — Воюют чужими руками.

Все головы повернулись к нему. Ласкара слушали.

— В городе у вас нет врагов, — сказал ласкар, широким жестом указывая на крепость. — Там живут мирные люди. Они как братья готовы дружить с вами и не хотят вашей земли. Надо прогнать чужеземцев-ферингов, — говорят наши индусы, — и тогда каждый сможет спокойно возделывать свое поле, пасти скот на своей земле и веровать в своего бога. Феринги обманывают вас, чтобы посеять рознь между братьями — земледельцами одной страны и пастухами другой. Не верьте чужеземцам, сыны пустыни!

Все молчали вокруг костра. Застра видел смущение на лицах.

— Он говорит правду, — несмело сказал чей-то голос.

Но высокий белудж в полосатом бурнусе, должно быть начальник отряда, подбежал к огню.

— Индус лжет! — крикнул высокий. — Он подослан оттуда!

Оскалившись, белудж указал в сторону Дели.

— Он подослан из города, — бессмысленно смеясь, сказал белудж. — Я знаю, мне говорили офицеры ферингов… Проклятые пурбийцы, они ополчились на нашу веру! Они хотят, чтобы мы поклонялись их поганым богам, двухголовым и шестируким. Чтобы мы верили в бога, сидящего на цветке, немыслимого бога, едущего на летучей мыши, на рыбе, на орле… Бога, который каждый год умирает и каждый год рождается снова… Чтобы трупы наших воинов мы не хоронили в земле, а сжигали на кострах, как тела презренных индусов. Тьфу!…

Белудж плюнул на землю.

— Да, да! — послышались голоса. — Гаффар прав! Гаффар знает лучше, — он дружен с большими начальниками ферингов. Сам Никкуль-Сейн подарил ему серебряную шашку.

— Да, да… Индус лжет!

— Взять его! Поганого пурбийца!

Застра стоял не шевелясь. Но едва белуджи подбежали к нему, одним прыжком, почти без разбега, он перемахнул через костер. От неожиданности люди по ту сторону костра расступились. Но тотчас бросились за ним вслед. Шагах в двадцати плотным строем в несколько рядов стояли обозные фуры. Ласкар нырнул под них.

— Он там, там! — закричали кочевники, несколько человек полезли под колеса телег. Ласкар, быстро изменив в темноте направление, уходил уже другой стороной. Он пробежал, прошелестев по траве босыми ногами, у самого плеча Лелы. «Уходи скорее», — успел шепнуть ласкар. И действительно, белуджи уже рассыпались по всем направлениям, шарили во всех кустах. Лела тихонько приподнялась и побежала.

В замешательстве она вдруг перестала понимать, где канал и куда ей нужно повернуть. Кажется, она бежала в сторону, противоположную каналу. Длинный поезд крытых парусиною пушек преградил ей дорогу. Лела побежала в обход, завернула за какие-то деревянные будки и неожиданно для самой себя очутилась среди офицерских палаток.

Их было много. Спальные палатки, обеденные, гостиные, большая четырехскатная палатка офицерского собрания, — целый город, белый, шелестящий полотняный город. Куда же теперь идти?

Лела стояла в узком проходе, не зная, куда повернуть.

— Кого ищешь? — строго окликнул ее какой-то проходивший мимо солдат.

— Полковника Гарриса, — быстро ответила Лела. — Меня послали к нему в конюхи.

— Разве полковник не в своей палатке?

— Нет.

— Да вот как раз он сам идет! Должно быть, на совет к генералу.