Но то ли сама смерть в эти ночные часы махнула на все рукой и по-старушечьи вздремнула, то ли фортуна из каприза решила помочь разведчикам, но все траншеи группа Прохорова миновала благополучно. Правда, времени на прохождение этих очень непростых сотен метров понадобилось немало – едва красноармейцы миновали всю сеть немецких позиций и устремились в недалекий лес, как начало светать. Впереди была дневка, а за ней уже и настоящая работа, ради которой группа и пришла в немецкий тыл.

– Товарищ лейтенант! – Ганевич тронул дремавшего Прохорова за плечо. – Там это… В общем, надо бы вам посмотреть.

– Ну, что там еще? – лейтенант слегка приоткрыл глаза и недовольно посмотрел на бойца, назначенного в дозор для наблюдения. – Гитлер на позиции пожаловал? Если ты, Ганевич, меня из-за ерунды разбудил, лучше сам сразу застрелись! Мне такой сон снился! Баба фигуристая и все такое, а ты, зараза…

– А вы посмотрите, а потом уже и решите – зря или не зря, – обиженно насупился разведчик. – Сами ведь велели докладывать обо всех происшествиях. Там, между прочим, тоже это самое… женщины.

– Да иду уже, иду, не зуди ты, – Прохоров подхватил автомат и, пригибаясь и отчаянно зевая, двинулся за Ганевичем.

Двое суток разведчики практически в прямом смысле ползали по немецким тылам и вели наблюдение, тщательно отмечая на карте расположение воинских частей, оборонительные сооружения, огневые точки и многое другое, включая подъездные пути-дороги и контрольно-пропускные пункты на них.

На дневку группа забралась в густой еловый подлесок, длинным зеленым пятном растянувшийся почти параллельно линиям немецких траншей, где вовсю шло строительство. Видимо, немцы здорово торопились, поскольку на сооружении заграждений работали не только свои солдаты и саперы из инженерных частей, но и мирные жители, силой пригнанные из уцелевших окрестных деревень, – преимущественно подростки и бабы. Лишь в одном месте разведчики увидели несколько мужчин в крепко потрепанной, но явно красноармейской форме. Под наблюдением конвойных пленные солдаты тягали бревна – скорее всего, для строительства блиндажей.

Прохоров подобрался к пригорку, на котором разведчики устроили наблюдательный пункт, и сварливо прошептал, поднося к глазам бинокль:

– Ну, где там что стряслось? Сейчас глянем… Стройка идет полным ходом, укрепляются фрицы – и что?

– Да вы левее посмотрите, товарищ лейтенант! Видите?

Прохоров чуть повернул голову – ветер доносил до НП лишь обрывки голосов и звуков стройки, но и так с первого взгляда было понятно, что там происходит что-то не очень хорошее. Немцы, постукивая топорами и молотками, заканчивали сколачивать виселицу, на перекладине которой уже покачивалась веревочная петля. Лейтенант покрутил колесико регулировки, настраивая резкость, хотя и так уже ясно видел и деловито копошившихся фашистов, и небольшую группу баб и подростков, сгрудившихся неподалеку от виселицы.

– И не лень было гадам виселицу ставить, – Прохоров сердито дернул головой и предположил, обращаясь к Ганевичу: – Там, похоже, кого-то вешать собираются. Небось, пацаны гранату стибрили или консервов банку. Психологи хреновы – это я о немцах! Нет чтобы просто расстрелять – не-ет, им надо пострашнее, чтоб человек ножками подрыгал! Жалко, конечно, но мы-то что сделать можем?

– Отсюда почти ничего не слышно, но, по-моему, фрицы и женщин собираются расстреливать, – жарко зашептал Ганевич и, с надеждой глядя на командира, спросил: – А если ударить неожиданно? В шесть стволов да гранатами, а, товарищ лейтенант?

– Солнца вроде нет, а головушку тебе, дорогой мой, похоже, напекло… – недобро покосился на бойца Прохоров. – Ударит он! И на сколько минут боя нас хватит? Молчишь? Так я тебе скажу: через пять минут от нас не то что рожек и ножек – мокрого пятна не останется! Так что лежи, сопи в две дырки и наблюдай! Приказ ясен? Через полчаса Ахатов тебя сменит.

Между тем на позициях немцев события развивались своим чередом. К виселице подтащили одну из женщин, загнали на шаткую подставку из нескольких ящиков и накинули на шею петлю. Офицер, руководивший явно показательной казнью, подошел к группе красноармейцев и, показывая рукой на виселицу, начал о чем-то говорить. Судя по мрачным лицам пленников, опустивших головы, немец втолковывал мужикам что-нибудь вроде: «С теми, кто будет плохо работать, мы сделаем то же самое!» А может быть, и предлагал желающим поработать палачом. Претендентов на роль палача, видимо, не нашлось, потому что в следующую минуту офицер отошел от пленников и, что-то коротко выкрикнув, взмахнул рукой. Двое немецких солдат тут же выбили из-под ног женщины ящики и отпрыгнули в сторону. Грузное тело несколько раз слабо дернулось и обвисло, слегка раскачиваясь.

Сразу же прозвучала другая команда, и несколько автоматчиков короткими очередями ударили по сгрудившимся в стороне женщинам и подросткам. До разведчиков донеслось несколько истошных криков, заглушенных сухим стрекотом автоматов, и тут же все стихло. Минутой позже немцы снова зашевелились, загалдели, разгоняя уцелевших по рабочим местам. Вскоре позиции снова превратились в почти обычную строительную площадку – лишь труп на виселице и неподвижные тела расстрелянных напоминали о недавней расправе…

О случившемся на немецких позициях Миронов вместе с остальными разведчиками узнал во время привала несколько часов спустя. Группа дождалась темноты и покинула место дневки, уходя все дальше и дальше в лес. До квадрата, определенного Прохоровым для сеанса радиосвязи со штабом полка, оставалось еще километра три, когда лейтенант решил провести с бойцами нечто вроде воспитательной беседы.

– Яровец, в боевое охранение! – устало распорядился Прохоров, после чего неторопливо достал специально для разведвыхода прихваченную пачку немецких сигарет «Юно». Со вкусом закурил и, бросив недобрый взгляд на угрюмо молчавшего Ганевича, сказал: – Товарищи красноармейцы, сейчас, как вы понимаете, не до собраний и бесед по душам. Но пару слов я все же скажу, дорогие мои. Напомню кое-кому, кто мы есть и зачем по немецким тылам носимся, как говорится, язык на плечо…