Так вот почему Библия называет сердечное желание ногою! Оно-то есть точная нога, хоть она чистая, хоть не чистая, как прпточнпк учит: «Желания нечестивых злы, коренпя же благочестивых в твердостях…» И Давид сердце, гордостью тщеславия надменное, весьма прилично называет ногою: «Да не придет мне нога гордыни». Как только сердечная нога твоя надулась, тотчас и сапог на ней, голове последуя, в ту ж форму с нею сообразуется, как список с подлинником. А если то для тебя дивно, что нога твоя в сердце и она с ним одно и то же есть, то еще чуднее тебе покажется, если усмотришь, что не только нога, но и руки, и очи, п уши, и язык — и вся твоя окружность всех членов болванеющпх есть не что иное, как одежда одна. А самые точные члены закры- дися в сердце.

Вот тебе прпточнпк все твое с сокровищем сердечных мыслей твоих вместе кладет! «Око досадителя, язык неправедный, рукп, проливающие кровь праведного, и сердце, кующее мысли злые, и ноги, стремящиеся зло творить, истребятся. Приподнимай помалу слух твой и внушай, что то значит: «Имеющий уши слышать…» «Если око твое соблазняет тебя». «Умертвите члены ваши». Но можно ли выколоть око? Умертвить члены? Можно. Тьфу! Легко можно. Нет ничего легче, но тому, если кто хоть несколько узнал себя. А тогда же, когда не знаешь себя, как выколешь? Как отсечешь? Как полечишь себя и исправишь? Ведь не слышишь, где твои рукп, ноги, очи. То, что почитаешь ногою твоею, не бывала она никогда. Ты слеп! Ты змий, ползающий чревом твоим, едящий во всем себе прах п землю свою… Но можно ли земляные члены отсечь? Ты ли спрашиваешь мепя, друг мой? Не можно, никак пе можно. Для чего? А вот я тебе скажу, для чего. Для того, что дурно. Как так? О бедный человек! Сколь худого ты мнения о боге! Не довольно ли тебе в ответ, что не можно. На что ты разделяешь невозможность от вреда, а пользу от способности? Все то одно: певозможно и неполезно. Не думай худо о божпей к тебе милости. Сие блаженное естество все в пользу твою делает. Давно б уже оно сделано возможным, если бы было полезным. Без духа нельзя тебе и вздохнуть: где ж его нет для тебя? А если б воздух был неполезным, конечно б, сыскать тебе трудно. II здесь-то должно было тебе ответом удовольствоваться. Сказано, что нельзя отсечь. Не спрашивай же далее знать то, что неполезно. Но знай, тебе хочется в тонкости знать, почему то неполезно? Знай же: потому что не можно. А не можно затем, что неполезно. Еще ли не понимаешь? В мнении о божией милости плох, а в понятии туп. Ведь ты уже слыхал, что нога твоя наружная — не нога, а только одна обувь твоей ноги? Так точно… Какой же вздор? Лечить ногу, а прикладывать эмпластр к сапогу? Вот видишь! Для чего невозможно? Для того, что неполезно. И напротив того, недействительно и неполезно, так стало и невозможно. Действие в пользе, а польза в действии. Действие, сила, возможность и полезность — все то одно. И напротив того, бессилие и бесполезность — одно. Какая польза тебе отсечь наружную твою ногу, если она тебя не ведет в ров, по ты сам ее несешь? И какая ж она нога, если ты ее носишь, не она тебя? Что тебе виновато верхнее твое око? Ты сам оное открываешь, устремляясь на погубленпе свое, сердечпым твоим змеиным оком, а оно не иное что есть, как нечувственные очки ока твоего. Учись! Не осмыслишь! Разбери сам себя получше! II не будь нагл в осуждении библейного стиля! Она одним смпреппым своим любовникам открывается. Пойди, зачав от ноги твоей, по всем твоих членов крайностям или хотя один с них рассуди поумнее, то, может статься, узнаешь, что вся крайняя тела твоего наружность не что иное, как маска твоя, каждый член твой прикрывающая, по роду его и по подобию, будто в семени, в сердце твоем сокровеппый. А по справке с собою о себе уразумеешь сие Иеремиино: «Глубоко сердце человека, паче всех, и человек есть, и кто познает его?» И не удивишься, что Давидово сердце имеет у себя уста и говорит — язык его радуется, а нога веселится. Кто видал, что язык радуется? Тот, кто узнал себя. II конечно, что бедные нимало не внпкнулп внутрь себя, которые Христа с его друзьями называют меланхоликом. Отсюда родится и несмышленый тот запрос: смеялся ли когда Христос? Сей вопрос весьма схож с премудрым сим: бывает ли когда горячее солнце? Что ты говоришь? Христос есть сам Авраамов сын, Исаак, то есть смех, радость и веселье, сладость, мир и празднество… Сердце человеческое, премудрости закона божиего просвещенное, подобное кореню дерева, насажденного при источниках вод, а законопреступник есть проклятая смоковница. Какая польза лист снаружи зеленеющий, если корень жизненного напоения лишается? Скоро он отпадает. Какая веселость, если поверхнпй смех разводит челюсти, открывая зрителям зубы твои, а сердце твое сжимается тою тугою, о которой сказано: «Не радоваться нечестивым»? Распространи сердце твое, отвори внутренние уста с Давидом: «Уста мои отворил и привлек дух». В то время и без наружной улыбки всегда внутри смеяться будешь с Саррою: «Смех мне сотвори, господи». И с Давидом: «Дал ты веселие в сердце моем». Если сердце может тайно говорить, можно ему тайно и смеяться. В то время уподобишься зимнему дереву без листьев. Но они утаились в корене, сохраняемом тою жизненною водою, о коей приточник: «Вода глубокая — совет в сердце мужа». И Давид: «Помышления сердца его в род и род». А без сего не ты сам, но одна только мертвая уст твоих кожа улыбается. И такого смеха может ли что быть противнее– , лицемернее и невкуснее? Вот родной смех! Послушай: «Возрадовался духом Иисус…» Вот Самуплова мать смеется по правде: «Расширились уста мои на врагов моих, возвеселилася о спасении твоем…» Вот точно смеется Павел: «Уста наши отворилися к вам, коринфяне. Сердце наше распространилось. Распространитесь и вы». Вот и Давидова улыбка: «В скорби распространил меня ты, расширил ты сердце мое». Но то дивно, что и самые его следы расширяются: «Расширил ты шаги мои». Будто и самые следы его расширяются и его ступни смеются с ним.

Но что спе за чудо? Ведь ты слышал от Иеремии, что сердце точный есть человек. В сердце все члены! Так для чего ж не смеяться всем его членам, когда сам говорит: «Возвеселилось сердце мое и возрадовался язык мой?» Исполненное веселия сердце исполняет все члены того блаженного наводнения: «На воде спокойной воспитал меня». И смеха, о котором Иов: «Господь не отвергнет незлобивого, всякого Ж Дара от нечестивого не примет, истинным же уста исполнит смехом». А потерявших сие несказанное такового сердца сокровище, спасение или благосостояние души своей с великим сожалением призывает бог у Исаии: «Приступите ко мне, погубившие сердце, сущие далеко от правды…»

Лука. Библия подобна ужасной пещере, в которой жил пустынник, братом своим посещенный. «Скажи, братец, что тебя держит в сем угрюмом обиталище?» После сих слов отворил пустынник висящую на стене завесу… «Ах, боже мой!» — закричал гость, узрев великолепие, всякий ум человеческий превосходящее. «Вот, братец, что меня забавляет», — отвечал уединенный. Потом брат с братом жить остался навеки… В подлых и угрюмых наружностях, как в ветхом тряппще^ завита исходящая на сердце человеческое премудрость, какой вся п всякая драгоценность не достойна. Сею подлостью высокая спя божия лестница опустилася на простонародной улице, дабы вступивших возвести до самой крайней верхушки небесного понятия. И не то же ли внушает нам прпточник: «На высоких краях есть, посреди же стезь стоит». Се-то то дурачество, Павлом у коринфян называемое. Открой покрывало и увидишь, что оно самое премудрейшее, а только прикрылось юродством. Но ах, любезные други! Теперь познаю, что не откроешь завесы, не узнав сам себя. Не узнав себя, как можно сыскать того: «Обрел желаемого». А без сего человека Павел кричит: «Не перестанет покрывать покрывало. Сей один открывает наши очи и переводит от земли к небесным».

Квадрат. Вся «Книга Исхода» сюда ведет, чтоб познать себя. Если исходы премудрости суть то исходы жизни, видно, что исходить пз Египта — значит выходить от смерти в жизнь, от познания в познание, от силы в силу, пока явится бог богов в Сионе. Но где та жизнь? Слушай Павла: «В смерть предаемся Иисуса ради, да и жизнь Иисусом явится в мертвенной плоти нашей». Везде есть бог. К чему ж переходить с места на место, от одной внешности к другой? Да где ж его ближе искать для тебя, как в тебе самом? Удивительно, если б землемер в другом месте сыскать центр земли был в силах, а под самим бы собою не мог. А если сыщешь, тогда он тебе, а ты ему явишься.

Антон. А разве Исайя не ясно толкует, что то есть исход? «С весельем изойдете». Что же далее? «И с радостью научитесь». Перенеси, о человек, мысли твои от одного понятия в иное. Видишь, чем Давид переходил? «Поток перейдет душа наша. Душа наша перейдет воду непостоянную». А так перейти есть то научиться. Учиться беспутно, исходить беспутно — все то одно, и нельзя пе заблудить ноге твоей, если заблуждает сердце твое. Вот учит Павел ходить: «Свидетельствую о господе: к тому пе ходить вам, как и прочие язычники ходят в суете ума их, помраченные смыслом, будучи отчуждены от жизни бо- жней за невежество, сущее в них, за окаменение сердец их…»

Друг. Идет Израиль царственным путем, не уклоняясь ни направо, ни налево, минует все тленное. Переходит языческие пределы. Разрушает все препятствия. Не держат его ни реки, ни море. Все разделяет надвое. Везде путь божий находит. Кратко сказать, то ж делает, что и Авраам. Растесывает на половины. А что ж се значит, если не то: «Ищите и обретете». Узнать себя трудится Израиль. Вот смотри, как один старается: «Прошлое забывая, в будущее же простираясь, к намеренному теку, к почести вышнего звания божня о Христе Иисусе…» Раздели себя, чтоб узнать себя. Вот! Бог учит Иеремию, как разделять: «Если изведешь честное от недостойного, как уста мои будешь». Усмотри, что в тебе подлое, а что дорогое?

Памва. Идет Израиль между огустевшими морскими степами сушею к суше. А куда он идет? Туда, куда Давид: «Когда приду и явлюся лицу божию?» Иди ищи, не ошибайся, внемли себе.

А и т о и. Авраам на одпом месте то же делает, что Израиль в походе своем. Там идет Израиль между двумя половинами вод, а здесь проходят между растесанными на половины телами свечи огненные. Вот что повидал Авраам! Чего от роду не видал. Узнай себя, пожалуй, увидишь никогда не виданное.

Квадрат. Если кто разуметь хочет огненпые те свечи, пускай справится с Захарпею. Те-то суть мужи у него дивозрнтелн, о которых вот что поет: «В день тот положу тысячники Иуднны, как головню огненную в дровах и как свечу огненную в стеблии, и поедят справа и слева всех людей окрест». Вот и Наум [221] второй: «Усмотри путь, укрепи чресла, возмужай крепостию. Ибо восстановит господь величие Иакова и величие Израиля». Что ж далее, пониже? «Вид их — как* свечи огненные и как молния протекающая. Подобных им не было от века». Припевает третий Иоиль: «Всякое-де лицо, как опаление горшка…» Вот что увидел Авраам в растесанпях тел. Увидел новый род людей, от бога рожденных. Тогда же господь завещал ему завет, а скоро потом родился ему и наследник, никаким пространством не ограниченный. Что ж думаешь? Я четвертый, что тебе запою? Подобные родятся от подобного, от молниевидного — молниевидный. Внемли себе! Тут сыщешь того, о котором сказано: «Бог наш огонь поедающий есть». Тут ищи и племени всего его. Увидел его Даниил в себе и вот что поет: «Воздвиг очи мои и видел; и се муж един! Облечен в ризну льняну, и чресла его препоясаны златом светлым, тело же его — как фарснс (камень), лицо же его — как зрение молнии, очи же его — как свечи огненные…» Такое ж то и племя. Но где ж ты его сыщешь, благословенный род сей? Послушай же, что такое отвечает господь Ревекке: «И говорит ей господь: — Два языка в утробе твоей есть, п двое людей от утробы твоей разлучатся, и люди людей превзойдут, и больший поработеет меньшему…» Посреди тебя, друг мой, ищи. Тут в тебе первенец, Исав твой. Тут и Иаков, придерживающийся пяты Исавовой, пли, справедливее сказать, он держит пяту Исавову, говоря у Давида: «Беззаконие пяты (моего брата) обойдет меня…» «Эти пяту мою беречь станут…» Узнай себя, разлучив между мужем кровей и мужем божпим, и скажи: «Первый человек от земли тленный, второй…»