Григорий. Не утерпел ты, чтоб не приложить библейского алмаза; на ж и сие: «На воде спокойной воспитал меня».

Лонгин. Вот же вам верхушка и цветок всего жития вашего, внутренний мир, сердечное веселие, душевная крепость. Сюда направляйте всех вашпх дел течение.

Вот край, гавань и конец. Отрезай все, что-либо сей пристани противное. Всякое слово, всякое дело к сему концу да способствует. Сей край да будет всем мыслям и всем твоим желаниям. Сколь многпе по телу здоровы, сыты, одеты и спокойны, но я не сей мир хвалю — сей мир мирской, он всем знатен и всех обманывает. Вот мир! — в упокоении мыслей, обрадованпп сердца, оживот- ворении души. Вот мир! Вот счастия недро! Сей-то мир отворяет мыслям твоим храм покоя, одевает душу твою одеждою веселия, насыщает пшеничной мукой п утверждает сердце. «О мпр! — воппет Григорий Богослов [333] , — ты божий, а бог твой».

Афанасий. О нем-то, думаю, говорит Павел: «Мир божий да водворяется в сердцах ваших».

Лонгин. Да.

Афанасий. Его-то благовествуют красивые ноги апостольские и чистые ногп.

Лонги н. Да.

Афанасий. Его-то, умирая, оставляет ученпкам своим Христос?

Л о н г и н. Да.

Афанасий. А как его оставил им, так на земле совсем отделался?

Л о п г п н. Совсем.

Афанасий. Да можно ль всем достать его?

Л о н г н н. Можно всем.

А ф а и а с п й. Где ж его можно достать?

Л о п г п п. Везде.

Афанаспй. Когда?

Л о н г п н. Всегда.

Афанаспй. Для чего ж пе все пмеют?

Л о п г п н. Для того, что иметь не желают!

Афанаспй. Если можпо всем его достать, почему же Павел называет всяк ум или понятие превосходящим?

Л о н г и н. Потому что ппкто не удостаивает принять его в рассужденпе и подумать о нем. Без охоты все тяжело, и самое легкое. Если все сыновья отца оставили и, бросив дом, отдалися в математику, в навигацию, в физику, можно справедливо сказать, что таковым головам и в мысль не прпходпт хлебопашество. Однак земледельство вдесятеро лучше тех крученых наук, потому что для всех нужнее. Сей мпр, будто неоцененное сокровище, в доме нашем внутрп нас сампх зарыто. Можно сказать, что оное бродягам и бездомкам на ум не всходит, расточившим сердце свое по пустым посторонностям. Однак оное далеко сыскать легче, нежели гонпться и собирать пустошь по околицам. Разве ты не слыхал, что сыновья века сего мудрее, нежели сыны ныне?

Афанаспй. Так что ж?

Л о н г п п. Так то ж, что хотя онп и дураки, да сыскивают свое.

Афанасий. Что ж далее?

JI о н г п п. То далее, что оно не трудно, когда добрые люди, хоть непроворны и ленивы, одпако находят.

Афанасий. Для чего молодые люди не имеют мира, хотя они остры?

Л о н г и н. Для того, что не могут и подумать о нем, пока не обманутся.

А ф а н а с и й. Как?

Л о н г и н. Кого ж скорее можно отвести от дома, как молодых? Если целый город ложно закричит: «Вот неприятель, вот уже под городом!» — не бросится ли молодой детина в очерета, в луга, в пустыни? Видишь, в чем вся трудность? Ему не тяжело дома покоиться, да сводят с ума люди и загонят в беспокойство.

Афанасий. Как сип люди зовутся?

Л о н г и н. Мир, свет, манера. В то время послушает ли тот молокосос одного доброго человека?

Афанасий. Пускай целый день кричит, что ложь, — не поверит. А как сей добрый человек называется?

Лонгин. Тот, что не идет па совет нечестивых…

Афанасий. Как ему имя?

Лонгин. Христос, Евапгелие, Библия. Сей одпп ходит без порока: не льстит языком своим ближним своим, а последователям и друзьям своим вот что дарует: «Мир мой оставляю вам…» «Мир мой даю вам…» «Не как мир дает…»

Яков. Не о сем ли мире Сирахов сын говорпт сие: «Веселие сердца — жизнь человеку, и радование мужа — долгоденствие».

Лонгин. Все в Библии приятные имена, например: свет, радость, веселие, жизнь, воскресение, путь, обещание, рай, сладость и пр. — все те означают сей блаженный мир. Павел же его (слышь) чем именует: «И бог мира будет с вами». И опять: «Хрпстос, который есть мир ваш…»

Яков. Он его и богом называет?

Лонгин. Конечно. Се-то та прекрасная дуга, умиротворившая дни Ноевы.

Яков. Чудеса говоришь. Для чего ж сей чудесный мир называется богом?

Лонгин. Для того, что он все кончит, сам бесконечный, а бесконечный конец, безначальное начало и бог — все одно.

Яков. Для чего называется светом?

JI о н г и н. Для того, что ни в одном сердце не бывает, разве в просвещенном. Он всегда вместе с незаходи- мым светом, будто сияние его. А где в душе света сего нет, там радости жизни, веселия и утехи нет, но тьма, страх, мятеж, горесть, смерть, геенна.

Яков. И странное, и сладкое, и страшное говоришь.

JI о н г и н. Так скажи ты, что лучше сего? Я тебя послушаю.

Афанасий. Слушай, брат!

JI о н г и н. А что?

Афанасий. Поэтому сии Павловы слова — «сила божия с нами» — сей же мир означают?

JI о н г и н. Думаю.

Афанасий. Так видно, что ошибся Григорий: он пред сим сказал, что добродетель трудится сыскать счастие, назвал ее по–эллинскому и римскому крепостью и мужеством, но когда крепость означает мир, то она сама и счастье есть. На что ж ее искать и чего? Ведь крепость и сила— все то одно?