Но кому хоть однажды доводилось слышать, чтобы такой совет исходил от наших старших, от нашей культуры? Мы превозносим нечто, именуемое «успех», но становимся еще несчастнее, достигнув успеха. Если же наша жизнь завершилась ничем, с коллективной социетальной точки зрения, но при этом исполнена миссия, возложенная самими богами, тогда такая жизнь была прожита достойно. Великие религиозные лидеры, перед которыми преклоняемся в наши дни, почти все подвергались преследованию, однако истово служили своему vocatus — собственно, отсюда и наше почтение к ним теперь. Ну, а недолговечные пустышки, оказавшиеся в идолах современной культуры – успех, праздность, самодовольство и развлечения, – бледнеют перед вопросом, воспринимается ли эта жизнь как содержательная. Более того, экзамен на содержательность – это не сиюминутная прихоть ума, так что не стоит так уж сразу рвать с настоящей жизнью ради донкихотских идеалов. Смыл обретается не вдруг, а в долгих поисках и испытывается чувством внутренней правильности. Его невозможно получить из вторых рук, хотя мы порой позволяем другим отобрать его у нас.

Каждому из нас приходилось скрепя сердце браться за осуществление родительских ожиданий, стопроцентный успех которых в глазах наших родителей гарантированно обещали общепринятые культурные формы, гендерные роли и такие современные ценности, как материализм, гедонизм и потакание своим прихотям. И всем нам эта пассивная уступчивость приносила и продолжает приносить немалые страдания. Когда сознание достаточно сильно, чтобы приступить к такой задаче, как подчинить себя душе и начать честный диалог с ней, тогда наступает время исцеления и познания разницы между карьерой и призванием, между профессией и подлинным созидательным трудом. Не проводя такой разделительной черты, мы предаем и себя, и своих детей. В эти минуты созвучия воле души мы оказываемся в присутствии божественного и в гармонии с тем, что было предначертано нам. Райнер Мария Рильке так писал об этом почти столетие назад: «Я учусь видеть. Не знаю, отчего это так, но все теперь глубже в меня западает, не оседает там, где прежде вязло во мне. Во мне есть глубина, о которой я не подозревал. Все теперь уходит туда. И уж что там творится – не знаю» [37] . Такой человек определил новое положение для Эго и теперь живет в унисон с вечностью. Он услышал и откликнулся на призыв стать тем, что уготовили ему боги, принял свое священное предназначение.

Собственно, для чего мы пришли в этот мир? Один человек, всю свою жизнь посвятивший реализации родительских амбиций, в итоге оказался на приеме у психотерапевта, как он сказал, чтобы «научиться, как быть обыкновенным человеком», иначе говоря, чтобы хоть под конец жизни получить искупление от родительских комплексов. Св. Августин говорил, что мы пришли в этот мир, чтобы любить Бога и радоваться жизни. А по убеждению Курта Воннегута, мы здесь для того, чтобы быть глазами и совестью Бога. Однажды, встречая рассвет в африканской саванне, глядя на силуэты животных, неслышно скользивших вдалеке, словно река, текущая в вечность, Юнг написал, что мы здесь, чтобы привнести сознание в животное начало. И пусть читатель выберет ту теорию, которая ему ближе, – в любом случае мы призваны как можно полней раскрыться в этой жизни, просто продолжая служить изобилию вселенной возможностей.

На рубеже веков Фрейд опубликовал книгу, озаглавленную «Психопатология обыденной жизни». Чтобы увидеть психопатологию, утверждал он, незачем отправляться в дом умалишенных – махинации расколотой души откроются в повседневных занятиях. В этой книге Фрейд детализировал имплицитные мотивы, отгороженные от сознания, которые вмешиваются в выбор и поведение Эго, порождая оговорки, забывчивость и пряча опасные чувства под приемлемыми масками. Фрейд, а вместе с ним Юнг и другие помогли нашему веку обзавестись новым словарем, подмечать смысловые мотивы в затруднениях сознания и, если говорить коротко, помогли взглянуть на вещи с психологической точки зрения.

Теперь, когда наступил новый век, мы обращаемся к психологическому исследованию в значительной степени потому, что наши общественные и религиозные институты, а заодно и великие образовательные, технологические, научные, художественные и гуманитарные достижения оказались бессильны предотвратить кровавое безумие минувшего столетия.

Величественный Хрустальный дворец, который принимал в 1851 году первое международное чествование вновь обретенной божественной троицы «Прогресса», «Механизма» и «Материализма», эта громадина из железа и стекла уже в следующий век оказалась как нельзя кстати для летчиков Люфтваффе, которые использовали ее как аэронавигационный ориентир во время налетов на Лондон. Казалось, не просто незначительные отклонения сознания, но само безумие скрывается за ширмой цивилизации и за психопатологией обыденной жизни. Но каким еще должен видеться мир, где нас ежедневно бомбардируют сенсациями, взбадривают аддикциями, пичкают медикаментами до невменяемости, постоянно будоражат, заставляя все время находиться в движении, уходя все дальше от самих себя? И так будет до тех пор, пока мы не начнем смотреть на мир с психологической перспективы, пока наконец-то не задумаемся: какой, в конце концов, более глубокий смысл скрывается за всем происходящим?

Юнг высказал такую мысль, что нам никуда не деться от этого психологического взгляда на положение вещей по той причине, что духовно заряженные образы, некогда связывавшие человечество с природой и богами, уже порядком исчерпали себя, ввиду ослабления силы племенных мифологий и освященных институций. И, раз уж для большинства наших современников точки духовной референции уже давно исчезли, современному человеку ничего другого не остается, как обратить свой взгляд внутрь, чтобы отыскать то место, откуда происходят эти коллективные образы. Возможно, самая важная глава ХХ века была написана Юнгом, когда им были подняты некоторые непростые вопросы: