Хотя физическая граница довольно эфемерна, психологический барьер между Востоком и Западом имел самые серьезные последствия. Оглядываясь назад, мы не можем понять мировую историю без этой дихотомии, что бы мы ни думали о ней сегодня. Это как если бы атеист, изучая историю средневековой Европы, полностью игнорировал христианство просто потому, что не верит в бога. Однако, если мы хотим построить лучшее будущее для этого мира, мы обязаны преодолеть представления о Востоке и Западе, разделяющие нас много веков. Принципы этого разделения произвольны и были сформулированы в мире, где господствовала Европа, – то есть в мире, которого больше нет. Проект башни «Газпрома» в Петербурге был вдохновлен не Амстердамом, но Дубаем, где его автор начинал свою архитектурную карьеру. В процветающих китайских кварталах Америки высотные здания, где офисы расположены над караоке-клубом, клуб над рестораном, а ресторан над торговым центром, переносят на американскую землю специфический китайский урбанизм XXI века точно так же, как 150 годами ранее американцы экспортировали свою архитектуру в Шанхай. Никто не отрицает, что небоскребы – изначально американское изобретение, но, как и в случае с ар-деко, возникшем в Париже в эпоху предыдущего пика глобализации, в проницаемом мире стили легко покидают родные места. В наступившем веке зарождающиеся в Азии тенденции будут, без сомнения, экспортироваться на Запад, а возможно, даже навязываться ему. Остается, однако, надежда, что по мере подъема Азии противопоставление Востока и Запада («мы совсем по-разному мыслим» и все такое) ослабнет, и от соперничества и взаимных претензий мы перейдем к дружбе и взаимопониманию. Но путь к свободе смогут проложить себе только вольные духом.

На первый взгляд, порожденный бурным экономическим ростом Китая город Шэньчжэнь не внушает особых надежд. Свежеиспеченный мегаполис, где живет свыше 14 миллионов человек, как нарочно перенял все самое подражательное у колониального Шанхая XIX века. Среди высотных доминант Шэньчжэня – точная копия Эйфелевой башни в масштабе 1:3, и нового в ней даже меньше, чем в курантах на Бунде, вторивших звону лондонского Биг-Бена. На расположенном в городском парке гигантском панно Дэн Сяопин, который в молодости жил во Франции, а в старости основал этот экспериментальный город, не без помощи фотомонтажа любуется на городскую панораму, увенчанную поддельной парижской башней. На панно доброму дедушке Дэну каким-то образом удается сохранять серьезное лицо; западные туристы, его лицезреющие, как правило, с этим не справляются.

Копия Эйфелевой башни – главная достопримечательность шэньчжэнского парка развлечений «Окно в мир», который завлекает посетителей макетами архитектурных шедевров земного шара. «Все мировые достопримечательности за один день!» – обещает плакат на билетной кассе10. Парк стал идеальным воплощением современного китайского китча. Посетители, которым прискучили архитектурные шедевры, могут залезть в огромный пузырь из прозрачного пластика, похожий на прогулочный шар для хомячков, и покататься в нем по искусственному озеру.

Но даже в этом парке можно найти пищу для размышлений. Копия Эйфелевой башни – самый известный его экспонат, но чудесам Азии, включая Ангкор-Ват и Тадж-Махал, отведено здесь не менее почетное место, чем достопримечательностям Запада. В разделе, посвященном американской столице, табличка перед моделью мемориала Линкольна в масштабе 1:15 «Завершен в 1922 году. Сооружение из белого мрамора напоминает греческий Парфенон»11 сдержанно напоминает о том, что и американцам, как прежде римлянам и немцам, пришлось потрудиться, чтобы вписать себя в западную традицию. Стоит поставить все архитектурные шедевры мира на одну полку, как различия между народами становятся бессмысленными и люди испытывают прилив гордости за человечество как единое целое.

Преподающий в Массачусетском технологическом институте профессор архитектуры сирийского происхождения Нассер Раббат заметил: «Вся архитектура является достоянием всего человечества, хотя некоторые ее произведения в большей степени являются наследием одного народа, чем всех остальных. Это все вопрос степени. Но вот чего на свете нет, так это архитектуры исключительности, которая заявляет кому-то, что он ей совсем чужой»12. Парк «Окно в мир» оказывается одой чудесам, которые создали все мы – не китайцы или американцы, не азиаты или европейцы, но весь род человеческий. Мы строим наш мир – и наше будущее.

Россия в «Окне в мир» представлена макетом Эрмитажа в масштабе 1:15, однако копия одного из главных шедевров музея, скульптурного портрета Вольтера работы Гудона, стоит отдельно в саду скульптур, расположенном вдали от толп в глубине парка. В самом центре молниеносно построенного по воле Дэн Сяопина города небоскребов сидит, кутаясь в халат, пожилой философ, и его старческое лицо освещено почти неуловимой усмешкой. Табличка на слегка ломаном английском сообщает: «Автор: Антуан Гудон. Имитатор: Да Люшэн. Вольтер был духовным лидером французского Просвещения. Статуя отражает юмористические и резкие черты индивидуальности этого мудрого философа, которому пришлось пережить много трудностей»13. Вольтер – перенесший много трудностей инакомыслящий – молча взирает на «демократическую диктатуру народа», куда его занесло. Судя по усмешке, мастерски схваченной Гудоном и умело скопированной Да Люшэном, он оценил бы иронию своего положения.

Как известно, после Французской революции Екатерина Великая сослала гудонова Вольтера на чердак. Но до конца изгнать его дух ей так и не удалось. Даже в разгар сталинских репрессий маленький мраморный человек, сидящий в Эрмитаже, не терял блеска в глазах, а кривая усмешка не сходила с его губ. Этот призрак бродит по Петербургу по сей день. А то, что его копия теперь есть и в Шэньчжэне, означает, что хотя эта книга и подходит к концу, ее сюжет далек от финала.

Семена этой книги были посеяны во время подготовки двух журнальный статей. Я благодарен редакторам этих изданий. Линкольн Каплан, редактор закрывшегося, но великого журнала Legal Affairs, со свойственной ей щедростью дала мне задание, благодаря которому я впервые посетил Мумбай; Шивон О’Коннор из журнала GOOD направила меня в китайский «округ Ориндж», где в случайном разговоре с переводчиком я узнал, что пригородные поселения в американском стиле имеют в Шанхае вековую историю.