– Не слушай его, зайка, – заворковала мама. Зайка кивнула головой, но ничего не ответила.

После обеда мама снова собралась к папе в больницу. Увидев, что и Анька собирается с ней, я занегодовал.

– Она идет с тобой? - спросил я маму. Мама на меня даже не взглянула, продолжая плести Аньке косу.

– Нет, я отвезу Аню к тете Маше. Боюсь, что без меня вы здесь подеретесь. Я буду недолго, только узнаю, нужны ли дополнительные лекарства, – мама закончила плетение косы, и поцеловала Нютку в макушку. – Кстати, Сергей, звонила твоя классная руководительница, Алла…

– Николаевна, - напомнил я.

– Да, да. Я рассказала ей про папу, так что ругать тебя за прогул никто не будет. А вот с биологией проблема не решена – наверно, в этой четверти у тебя будет тройка, реферат-то ты сегодня не сдал.

– Пусть, – отмахнулся я. Разве сейчас это имеет какую-то значимость? Мама словно прочла мои мысли:

– Верно, сейчас это не так важно. Анют, ты готова? – обратилась она к дочери. Та утвердительно кивнула. – Мы не долго, но если захочешь есть, ужинай без нас, – мама улыбнулась мне, и они с Анькой ушли.

Остаток дня я провел, играя в компьютерную стрелялку. Звонил Пашка, чтобы узнать, почему я отсутствовал в школе. Я рассказал ему про отца, а он в свою очередь, рассказал мне о случаях, когда люди после поражения инсультом выкарабкивались и поднимались на ноги. Я очень надеялся, что с папой будет также. Разговор с Пашкой очень меня взбодрил, и мое настроение заметно улучшилось, правда, ненадолго. Вечером приехала мама, собрала кое-какие вещи, и снова уехала в больницу – за папой необходим был уход. Я понял, что это теперь часть нашей жизни. Я не ошибся. Нютка жила у тети Маши, мама пропадала в больнице с папой, а я же был предоставлен сам себе.

Раз в день я ездил в больницу, чтобы отвезти маме поесть. К отцу меня мама не пускала, да и смысла видеться с ним не было – он по-прежнему никого не узнавал, не двигался, и не говорил. Я боялся за маму – она последнее время неважно выглядела. Папа провел в больнице больше месяца, а затем его выписали домой. Выписали, без каких либо признаков улучшения.

– Дома и стены лечат, – объяснил врач. «Лжец!» - думал я. Я был уверен, что папу просто отправили домой умирать. Я не буду рассказывать, как мы забирали папу домой – это был трудный процесс. Дома оказалось еще сложнее. Я слышал, как мама плакала ночами. Почти каждую ночь. У нее опускались руки. Я старался помогать всем, чем мог, но много ли от меня было толку? Уход за лежачим больным – это тяжелый труд. А однажды маму уволили с работы – ей нужен был долгий отпуск, чтобы ухаживать за папой, и ей предложили написать заявление на увольнение. Она нашла другую работу – теперь она моет полы в магазине. Нютка тоже помогала, чем могла. Когда мама на работе, она помогала мне ухаживать за папой. Она изменилась, словно повзрослела – стала молчаливой, рассудительной. Она делала все, чтобы не дать мне ни единого повода сорвать на ней свой гнев, да я и не искал поводов и не срывался – я был слишком утомлен, слишком измотан свалившимися горем и трудностями, и у меня совершенно не было сил на ненависть к сестре. Так мы прожили полгода. Уход за папой дал небольшие результаты – он стал узнавать нас, и даже пытался говорить. Речь была сильно нарушена, но мы, по крайней мере, понимали его просьбы, и это очень облегчило нам жизнь.

Аня по-прежнему хорошо училась в школе, хотя и заметно съехала на четверки. Чтобы помочь ей, я делал за нее некоторые уроки. Мы несколько сблизились, и даже новогодние каникулы провели вместе. Я брал ее с собой, если отправлялся на встречу с друзьями. Кроме Пашки у меня было еще три друга – Димка Морозов, Сашка Костиков (часто мы звали его просто Костиком), и Кирилл Чернояров. Когда мы собирались вместе, они брали с собой своих младших сестер – чтобы у Нютки была компания. Моя младшая сестра очаровала даже моих друзей. Они были без ума от нее, хотя я не припоминаю того, чтобы они когда-нибудь питали особые чувства к детям.

Вечером двадцать пятого мая я отправился к Вике, отметить завершение учебного года. Уже два месяца, как мы встречались с ней. Пашка не сразу узнал о наших отношениях, и что он думал об этом, так и оставалось для меня загадкой. Его поведение нельзя было оценить однозначно – не то, чтобы он был рад нашему с Викой роману, но и не высказывал открытого неодобрения. К тому моменту он встречался с Машей Дольниковой – дочерью подруги его мамы, и поэтому был слишком занят своей личной жизнью, чтобы лезть в нашу. Почти все лето мы с Викой провели вместе - вечерами гуляли в парке, а днем часами болтали по телефону.

В тот вечер, когда раздался телефонный звонок, я, мама и Анька смотрели телевизор, а папа спал в комнате. К телефону подошла мама.

– Да, Сергей дома, - мама удивленно посмотрела на меня, - сейчас я его позову. Да, я его мама, – она отвернулась, и я заметил волнение на ее лице. Я тоже насторожился. – Да, я знаю, что он дружит с девочкой.

Тут я в серьез заволновался. Неужели родители Вики, узнав о нас, решили позвонить моей маме, чтобы сделать выговор? Тут мама издала какой-то звук – полувздох, полукрик, затем испуганно посмотрела на меня. Еще какое-то время она молча слушала собеседника, а затем тихо проговорила:

– У нас нет денег, – сухо сказала мама. Я не знаю, что ей на это ответили, но она положила трубку. Я боялся смотреть на нее. Я не знал, что произошло, но уже чувствовал вину. Наконец, я нашел в себе смелость заговорить с мамой:

– Что случилось, мам? Кто это звонил?

– Звонил папа Вики – девочки, с которой ты дружишь. Она беременна.

Честное слово, меня словно ударили по голове, когда мама сказала это. Я совсем не знал, что ответить. Мама выпроводила Аньку из гостиной и села в кресло.