Разъясняя слово «анархия» авторы словарика говорили, что «так называется отсутствие законного правления в государстве», причем намекали, что «анархия иногда господствует и в таком государстве, где, по-видимому существуют и стройность и порядок в управлении, ко в сущности нет ни прочных постановлений, ни строгого выполнения их».

Слова «по-видимому» и «в сущности» нарочно были выделены курсивом, чтобы читатели не пропустили и без того более чем ясного намека.

В статейке, разъясняющей слово «орден», авторы не только рассказали читателям, что «при нынешнем развитии общества ордена потеряли прежнюю силу и значительность, чему наиболее содействовала неумеренность в роздаче их», но еще и привели цитату из гоголевского «Капитана Копейкина», где говорится, что «не было примера, чтоб у нас в России человек, приносивший, относительно, так сказать, услуги отечеству, был оставлен без призрения...» «И без вознаграждения» — добавляли от себя авторы, всячески подчеркивая относительность услуг награждаемых.

Основы учения Сен-Симона, Фурье, Прудона, слова и идеи, о которых не только писать — думать боялись в то время, во всеуслышание, толково и обстоятельно, прибегая к намекам и параллелям, рассказывал читателям маленький словарик.

Принципы социализма особенно подробно излагались в объяснении слова «овенизм», понятия «организация производства» и.в объяснении других слов и понятий.

Позже, когда цензору Крылову пришлось оправдываться перед начальством, он ссылался на то, что в свое время сам донес Цензурному комитету, что по-видимому «редакция словаря видит во всем ненормальное, как она выражается, положение и напрягается всеми силами развивать способы к приведению общества в другое положение, нормальное».

По этому поводу в «Исторических сведениях о цензуре в России» было замечено: «Инстинкт не обманывал цензора: перед ним были первые основания весьма полной системы, которую он только не умел назвать,— социализма»3.

Когда разразился скандал и выяснилась вся «злонамеренность» авторов и издателей словаря, не поздоровилось бы ни цензору, ни тем, кто хоть как-нибудь был причастен к изданию.

Однако трюк с посвящением «Карманного словаря» члену царской фамилии сковывал по рукам и ногам даже ничем не стесняющееся Третье отделение.

Дело временно решили замять. Цензору Крылову объявили всего-навсего выговор, оставшиеся нераспроданными экземпляры первого выпуска словаря несколько позже негласно отобрали у книгопродавцев, а второй, почти целиком подвергли аресту.

После книгу сожгли, но издателей и авторов словаря решили не трогать.

Казалось — тем дело и кончено. Но Николай I был не из тех, кто мог что-нибудь забыть. За участниками издания словаря установили негласное наблюдение, продолжавшееся три года.

Выяснилось, прежде всего, что официальный издатель «Словаря»— штабс-капитан Кирилов — лицо не главное. Вдохновителем, душой и основным исполнителем всего дела оказался Михаил Васильевич Буташевич-Петрашевский. По происхождению дворянин, он служил чиновником в Министерстве иностранных дел и организовал вокруг себя кружок интеллигентной петербургской молодежи. Собираясь у Петрашевского по пятницам, кружок занимался обсуждением политических вопросов, критикой существующего строя, вопросами освобождения крестьян и так далее.

Из литераторов в кружок входили М.Е.Салтыков-Щедрин, Ф.М.Достоевский, Валерьян Майков, А.Плещеев, А. Пальм. Причастным к «петрашевцам» оказался и Белинский. Только смерть спасла его от ареста по этому делу.

У самого М. В. Петрашевского и его ближайших соратников были далеко идущие цели.

«Охранка» ввела в кружок провокатора Антонелли, доносы которого позволили в апреле 1849 года нанести сокрушительный удар по организации.

Николай I разъяренно стучал кулаком по столу:

— Я покажу им иронию!

Был затеян процесс, крупнейший после декабристов политический процесс в России. Двадцать один человек были приговорены к расстрелу за «злоумышленное намерение произвести переворот в общественном быте России».

Правительство Николая I побоялось, однако, расстрелять петрашевцев. Инсценировав на Семеновской площади сцену казни, Николай I в последний момент заменил ее каторжными работами. Гнусность подобной инсценировки, которая происходила в Петербурге на Семеновском плацу 22 декабря 1849 года, в присутствии трехтысячной толпы, под охраной вооруженных войск, никак не служила украшением и без того отвратительной биографии гнуснейшего из русских самодержцев.

Даже по донесениям агентов Третьего отделения Петрашевский вел себя необычайно мужественно, стараясь всячески поддержать дух своих товарищей.

В одном из таких донесений говорится:

«Весь процесс, предшествующий смертной казни, был исполнен с точностью, но, к сожалению, должно сказать, что в преступниках не было замечено того благоговейного чувства и страха, какого должно ожидать в столь горестные минуты жизни человеческой. Петрашевский был более всех дерзок. Он принимал позы, не свойственные его положению, помогал приковывать к ногам своим цепи. Когда надели на преступников саваны, он сказал своим злоумышленникам: «Господа! Как мы должны быть смешны в этих костюмах!» А по окончании чтения конфирмации, промолвил: «И только!»4.

Никакое, самое сочувствующее перо не сумело бы описать лучше героического поведения Петрашевского и его товарищей во время этой мерзкой церемонии над ними. К тому же, сама церемония явно провалилась, не сломив и не запугав борцов за лучшее будущее своего народа.

Петрашевский пробыл на каторге и поселениях 17 лет. Он т'ак и умер в Сибири. Побывал на каторге и Ф. М. Достоевский. Жестоко пострадали другие6.

В процессе петрашевцев в материалах обвинения виднейшую роль играл «Карманный словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка». Ведущие статьи первой его части написаны Валерьяном Майковым, во второй — самим Петрашевским.