День тридцать пятый

Приходила Лия, рассказала о Джастине… Все плохо и никто не знает, из-за чего. Думаю, она что-то подозревает. Глаза… ее глаза…

Я хотел сыграть ей сначала, но почему-то передумал. Дал ей приглашение на открытие клуба Шефа.

Лия задавала много вопросов и я впервые порадовался тому, что не могу говорить. Писал ей какую-то чушь на бумажках, а когда она не понимала, о чем речь, разводил руками, вздыхал…

Она ушла, но скоро мы увидимся.

Послезавтра.

День тридцать седьмой

Открытие клуба. Шеф рассказывает мне, что я должен делать. Я киваю, но не слушаю его. Мне бы только выйти на сцену. А с Шефом я уже решил, что делать.

Лии нет. Неужели она не придет? Впрочем, так или иначе, мне кажется, что это уже не важно. Я начну с ней, или без нее.

Мне пора. Конферансье уже объявил меня.

Можете пожелать мне удачи.

Однажды Большой Манх украл у дьявола рецепт эликсира бессмертия. Шесть лет собирал ингредиенты, на седьмой сварил три с половиной литра, пожарил мяса, зелень, овощи, ну в общем, все как полагается. И сел вроде как пообедать.

Выпил, посидел, за жизнь вспомнил. Даже где-то всплакнул по мелочи. А когда в бутыли конкретно на донышке осталось, озадачился тем, что как-то все неправильно. Это ж все-таки не самогонка, а эликсир бессмертия. Один раз и навсегда. Надо бы и с ближними поделиться. Хотя бы дьяволу назло.

Из ближних у Манха были только ишаки и сосед. Делать ишаков бессмертными Манху показалось стремным западлом, поэтому решил угостить соседа. В конце концов, не будет соседа — останется Манх с ишаками, а нафиг такая жизнь кому нужна? Короче, позвал. Типа присаживайся, вот лаваш, а вот эликсир бессмертия. Хороший. Настоящий. Как раньше делали. Пей, кушай, за жизнь поговорим…

А сосед ему:

— Тю, гнида, ты че, бухал тут в одиночку, а когда нажрался, про меня вспомнил? Решил объедками покормить? Ты меня че, со своей свинятиной спутал? А ну, сюда иди, фуфломецин позорный…

Поговорили. Потом сосед ушел, а Большой Манх, трижды сплюнув ему вслед кровавой слюной, взял бутылку с остатками эликсира и пошел к ишакам. Идет и думает, вот мол сейчас кому-то из ишаков повезет. Все стадо сдохнет от старости, а этот жить будет, и среди ишаков реально в почете будет. Надо будет только выбрать самого особенного…

Пришел на поле, где стадо паслось, окинул ишаков быстрым взором. Потом медленным взором. Потом минут пять, потом десять… В общем, завис Большой Манх надолго, когда понял, что все ишаки одинаковые и выбрать не из кого. Потом понял что не бывает особенных ишаков — и развис.

А потом пошел домой, и по дороге допил остатки эликсира бессмертия. Ну а че, не дьяволу же его отдавать?

009

Может, слыхали, есть такая история про Ростовского Кольщика. Мол, еще в двадцатые-тридцатые годы был в Ростове старый кольщик Жора по прозвищу Шлеп-Шлеп. Жил Кольщик рядом с Нахаловкой, исполнял портачки для местной шпаны и людей поавторитетней. Как-то раз к нему пришел колдун с Танаиса, который попросил его о странной услуге — во время татуировок незаметно наколоть на семи людях семь разных символов. Колдун предложил много денег и Кольщик согласился. Шести разным людям, исполняя соборы, зверей и терновые кусты, Кольщик вытатуировал шесть символов. А когда остался один последний символ выколоть, Кольшик увидел сон.

Во сне Кольщик узнал, что случится с миром, если он выколет седьмой символ. И видимо, это было что-то ужасное, поскольку Жора решил не колоть седьмой символ. Тогда колдун в ярости проклял Кольщика страшным проклятием. После этого Кольщик сошел с ума и стал колоть совсем не то, что его просили. Например, вместо двух скрещенных ножей Жора исполнил виселицу с болтающимся человечком, а вместо оскаленной пасти тигра он наколол двух голубей на ветке. Поскольку тогда не было пластической хирургии, после второй запоротой татуировки Кольщика пришили. Ну убили и убили, вскоре уже и забывать про Кольщика стали.

А через полгода в Богатяновскую тюрьму по этапу прибыл странный сумасшедший, который пробыл в тюрьме несколько дней, и за это время успел сделать наколку одному из молодых приблатненных, под медвежатника косящего. Фраер попросил его голову медведя наколоть, а сумасшедший ему на всю спину медведя, насаженного на вилы, наколол — и исчез. Испарился, словно его и не было, и в документах никаких упоминаний. Фраерок этот понервничал, покипешевал, но портачка была так хорошо выполнена, что даже воры сказали — искусство, бля. В общем, успокоился фраерок, вроде как даже рисовался, а потом сберкассу брал и его сторож вилами проткнул. Тут-то и вспомнили, что сумасшедший тот на покойного Жору-Кольщика похож был.