Софья дружила с Гелей ещё с гимназии. « Не разлей вода» называли их пару одноклассники. Кому, как ни Софье было знать слабости подруги. Геля боялась боли, Софья боялась, что Геля предаст. Геля жила с мужем, Гельфманом. Тот вместе с Гелей входил в одну тройку, но не руководил организацией, в отличие от своей гражданской жены. Гельфман знал о существовании некоторых товарищей вне тройки. Иногда сходки проходили на квартире Гели и Гельфмана, и хотя мужа выставляли на улицу охранять собрание, он не мог ни видеть приходивших. Гельфман обладал тщедушной конституцией, страдал чахоткой. Софья полагала, что вследствие телесной слабости под пытками тот способен выдать. Софья твёрдо решила переночевать у Гели и Гельфмана, а под утро убрать и мужа и жену.

Софья подошла к дому Гели, но не стала заходить сразу. Она долго ходила по противоположной стороне улице, осторожно поглядывала на освещённые окна четвертого этажа, на людей, скользящих по тротуару. Горшок с высоким кактусом, выставляемый на подоконник на случай опасности, отсутствовал. Никто из прохожих не вел себя подозрительно, все проходили мимо дома не останавливаясь. Никто не ходил взад-вперёд. Замерзая на верху, плотнее набрасывая полы дохи, крепко укрывшись шалью, Софья походила на проститутку. Явный минус, у неё не имелось дамской сумки, дамы ходят с сумками, у проституток сумок нет. Выходя на охоту, они не берут с собой лишнего, чтобы, попав в переплёт, не отобрали. Софья подумала, что хорошо бы у Гели взять сумку, куда, кстати, она могла бы переложить и бомбу, которую всё ещё сжимала через карман. В дальнейшем от бомбы следует избавляться, при задержании она послужит уликой.

Софья ещё раз просчитала варианты. Геля была на канале, Геля знала бомбистов, но не один из них не знал её. Желябов, другие арестованные ещё не давали показаний. Софья знала арестованных как стойких товарищей, они не могли выдать. Здесь риска не существовало. Единственное, наутро надо не забыть убить Гелю и Гофмана. Геля будет благодарна за такой исход, Софья была уверена. Часто в глазах Гели Софья читала страх. Геля жалела, что ввязалась в дело. Софья знала, как бывает. Сначала товарищ из страха или боли предаёт, потом ему стыдно, он проклинает себя, винит, что не умер. На этапах, в ссылке, тюрьме он не может смотреть в глаза товарищей. Жизнь его превращается в ад. Если не больная совесть напоминает ему, о его предательстве всё равно узнают. Продлив жизнь на несколько месяцев, два-три года, он находит учительную смерть. До Гели и её мужа полицаи неминуемо дойдут. Если Геля умна, она её поймёт. Если бы Гелю убить так, чтобы дух её некоторое время жил и мог смотреть на случившееся объективно, он остался бы доволен, оценил, понял. Сначала Софья переночует, придёт в себя, отдохнет, а наутро избавит подругу от возможности предательства. Софью мало интересовал муж Гели - Гельфман, для неё он существо исключительно как аппендикс, продолжение Гели. На собраниях Гельфман больше молчал. И тоже наверняка жалел, что впутался через жену во все эти дела. Слабовольная бесцветная личность. Его жизнь вообще не имела ни какой цены, он только коптил небо при Геле. Где его Геля откопала? Зачем Гельфману жить, если не станет Гели? Личность Гели, её борьба, как свет солнца, наполняла смыслом его жизнь.

Софья вступила в подъезд доходного дома. Темно, узкая лестница со стёртыми ступенями, справа на этажах едва поблёскивают таблички с фамилиями владельцев. Горя глазами, с визгом и шипением пронеслись мартовские кошки. Пахло постными щами, табаком и ещё чем-то. Уже на первом этаже, на всякий случай, Софья выложила бомбу и браунинг, спрятала в пыль выступа на стене. Утром она зарежет спящих Гелю и её мужа столовым ножом, так будет тише и гуманнее. Держась за перила, чтобы не упасть в темноте, Софья поднялась до четвёртого этажа. Только из квадратного окна на лестничную клетку падал синий свет. На его фоне резко очерчивался силуэт терпеливо ожидавшего её жандармского офицера. Она не могла отступить и неумолимо поднималась, как кролик к удаву.

Офицер вытащил из-за спины прикрытую ладонью папиросу, глубоко затянулся. Огонь высветил тонкие черты лица, пронзительные чёрные глаза, лёгкую щетину, рамкой стелившуюся по щекам.

– Заблудились? – насмешливо спросил офицер.

Чтобы лучше разглядеть Софью, рукой в лайковой перчатке, он выкрутил фитиль, тлевший у входа квартиры газового рожка.

– Нет, я шла… - мысли Софьи лихорадочно работали в поисках правдоподобной версии пребывания в доме. Ноги горели от желания броситься вниз, схватить бомбу и браунинг, выстрелить, взорвать, спастись. Но чтобы достичь оружия, необходимо преодолеть четыре лестничных пролёта. Молодой сильный мужчина успеет помешать, неминуемо догонит. Оставленное из предосторожности оружие лишило Софью силы. Всё-таки она не могла ошибиться. Она оставила оружие именно потому, что в одном шансе из тысячи предполагала, произойдёт то, что произошло, оружие станет уликой. Спокойно, только спокойно. Нужно создать правдоподобную версию, и всё будет хорошо.

– Так что? – сказал офицер, снова затягиваясь, - Вы шли к Геле Гельфман?

– Нет… - лицо Софьи скрывалось тенью стены. Она старалась говорить ровным голосом.
– Я шла на третий этаж. Там никого не было. Я поднялась этажом выше, чтобы подождать.

– Я стою здесь долго, насмешливо продолжал жандарм, - но не слышал, чтобы кто-нибудь стучал или звонил этажом ниже… К кому вы шли?

Таблички. Когда она шла, справа блестели таблички владельцев. Смирнов? Неужто там была написано Смирнов?

– Я шла к Смирновым.

– Зачем?

– Я их приходящая прислуга.

Жандарм бросил на пол папиросу, затушил носком сапога.

– Входите! – он толкнул дверь Гелиной квартиры. Дверь распахнулась. В ослепительном свете ламп Софья увидела сидящих посреди комнаты на стульях Гелю и Гельфмана, стоявших около них или рывшихся в вещах жандармов.

Геля медленно повернула голову, и теперь глаза в глаза смотрела на Софью. Ни один мускул на её тонком бледном лице не дрогнул, глаза не вспыхнули, ничем она не выказала ни знакомства, ни удивления. Положив худые длинные руки на округлый живот восьмимесячной беременности, Геля всем видом выражала апатию, полное безразличие к происходящему. «Гелька сломалась», - подумала Софья. Гельфман же в то время попросивший у жандармов воды, не мог от волнения удержать стакан. Он схватил его другой рукой, но вода расплёскивалась, текла по пальцам, зубы стучали о стекло. Гельфман потерял контроль, глаза его скакали с лица на лицо, с предмета на предмет. « Что же они с ними сделали?! Как же я не успела?» - снова подумала Софья.

Она бросила короткий взгляд на верхний ящик комода у окна, там под шитьём должен был лежать гелин револьвер. Нашли ли его жандармы? Броситься к комоду, схватить револьвер? А если его там нет?

– Знаете ли вы эту женщину? – спросил жандармский офицер, пытавшийся, всматриваясь в лица, найти признаки знакомства Гели и Гельфмана с Софьей.

– Я прислуга Смирновых, - торопливо проговорила Софья, желая предупредить Гелю и Гельфмана.

Не успела она договорить, как офицер широко шагнул и с размаха ударил тыльной стороной ладони её по щеке.