Теория появляется тогда, когда человек на практике сталкивается с трудноразрешимыми проблемами. Для Гевары теория всегда ориентирована на действие. Че любил повторять ставшие крылатыми слова: «Лучшая форма что-нибудь сказать—это сделать». Теоретические дискуссии Че переводил в плоскость практической политики и именно так склонен был, следуя примеру Ленина, ликвидировать разрыв между теоретиком, который говорит, что надо делать, и практиком, который делает. В работе и жизни Че блестяще воплотилась фундаментальная мысль Маркса о том, что «разрешение теоретических противоположностей само оказывается возможным только практическим путём, только посредством практической энергии людей», и что поэтому их разрешение отнюдь не является задачей только познания, а представляет собой действительно жизненную задачу, которую философия не могла разрешить именно потому, что она видела в ней только теоретическую задачу.1 С опорой на эту мысль связано то подлинно новаторское, что есть в геваровской постановке проблемы соотношения теория-практика в современный период. Поскольку теоретические трудности проистекают из практических трудностей, то и решать их надо не абстрактным теоретизированием, а практически. Тем самым Че попытался решить проблему важности и возможности конкретно-исторического эксперимента в революционной науке. Это обстоятельство ставит Че в один ряд с теми учеными-сподвижниками, кто, открыв противоядие против страшной болезни, сначала на себе испытывают новый препарат. Сама жизнь Че, таким образом, имеет огромное теоретическое значение: для Че задача преодоления очевидного для него «кризиса теории» имела только одно решение—практическое действие.

Поэтому понятно, почему Че рассматривал революцию даже в самой маленькой стране как лучший двигатель теории. Революции одним махом подводят итог годам самых напряжённых теоретических дискуссий и широко распахивают горизонты для новых идейных поисков. Дело здесь в том, что в революции теорию «двигают» вперёд сами массы своим революционным действием. Эта замкнутость на ре-

г к7МарксГф"Энгельс.Соч.,т.42)с. 123. ~

5911 феномен Эресто Че Гевары: трагедия и триумф Г,°г!

волюцию, способность «мыслить конкретным практическим действием», живой плотью классовой борьбы делает Че философом нового, ленинского типа, который на деле—и неординарно,—по-своему осуществил то «соединение революционной теории с революционной политикой... без которого марксизм становится брентанизмом, струвизмом, зомбартизмом»1. Именно в этом соединении теории и практики причина того, что марксизм Че одновременно ортодоксален и антидогматичен: ортодоксален—поскольку последовательно революционен, антидогматичен—поскольку неотделим от практики.

Существо этой «антидогматической ортодоксальности»—в понимании того, что развивать марксизм в условиях современного мира—означает, прежде всего, внедрение на практике его теоретических положений. Перефразируя А. Грамши, Че можно назвать «практиком философии»: он постоянно указывает на «необходимость глубокого анализа исторического процесса... в свете марксизма, используя всю его творческую силу с тем, чтобы применить его к меняющимся обстоятельствам стран, отличающихся друг от друга...»2. Анализируя победу вьетнамского народа над французскими колонизаторами, Че в предисловии к книге Во Нгуена Зиапа указывал, что главнейшая причина этой победы в том, что «марксизм был применён к конкретной действительности Вьетнама.. .»3.

Гегелю принадлежит изречение: философия—это эпоха, схваченная в мысли. Для Че марксизм—это наша эпоха, схваченная не только в мысли, но и в действии; способ мыслить революционным действием, реальное превращение философии в политику, перевод на язык практики марксистских положений. Следуя за Марксом и Лениным, Че глубоко проник в сущность марксистского материализма, который радикально отличается от всего предшествующего материализма своим деятельностным, а не созерцательным характером. Знаменитый XI тезис Маркса о Фейербахе не только постулирует, что всё дело не в объяснении, но в изменении мира. В тезисе содержится также чрезвычайно важная для марксизма мысль, что объяснить мир можно, только изменяя его.4 Че говорил по этому поводу, что «заслуга Маркса в том, что он произвёл в истории общественной мысли под-

В. И.Ленин. Поли. собр. соч., т. 14, с.375.

G.Mallin. Op.cit. p. 109.

Ibidem.

К. Маркс, Ф.Энгельс. Соч. т.42, с.264, 266.«.
– т i v . v 5921В.Миронов ; , » уQ~.

линный качественный скачок... надо не только объяснять мир, но необходимо его изменить. Человек перестал быть рабом и инструментом природы и превратился в архитектора собственной судьбы».1 В самом Че воплотился тот высший тип мыслителя, который, по Марксу, оставляет старым философам «объяснять мир», а сам стремится изменить (и тем самым объяснить) его. Именно поэтому практически-революционная деятельность Че—важный вклад в философию марксизма.

Собранные в этом томе небольшие статьи и выступления по своему жанру и страсти напоминают молниеносные работы Ленина периода Октябрьской революции и первых лет Советской власти. Так же как и ленинская революционная публицистика, они представляют собой практическое развитие марксистской теории, иногда более ценное, чем толстые тома спекулятивных штудий. Но это не просто самосознание бурно разворачивающейся революции. Это и пособие по организации революционной борьбы.

Че был первоклассным художником слова. Его стиль, проникновенно личный и в то же время предельно естественный, выдавал в нём рафинированного интеллигента. Этот энергичный стиль письма, как и в целом стиль всей его жизни,—свидетельство феноменальной внутренней свободы, никогда не покидавшей его,—ни когда он исколесил всю Латинскую Америку, ни когда был министром и дипломатом, или партизаном, встретившим свою последнюю пулю. Только очень свободный человек может рассказать о себе так: «Достичь вершины было для меня тяжким испытанием. Я дошел, но с приступом астмы, который делал невозможным малейшее движение... Когда я уже больше не мог и попросил крестьянина Креспо оставить меня, тот мне ответил на жаргоне, принятом в нашей армии: "Ну ты, аргентинский говнюк, давай двигайся, или я надаю тебе пинков под зад"»2.

Это стиль беспредельной честности перед собой: когда читаешь тяжкий анализ партизанской войны в Конго, то после фразы «углубляя самокритику до предела собственных возможностей...» вдруг начинаешь понимать, что далее пойдёт совершенно беспощадный к себе текст, достойный лишь древних аскетов.

От текстов Гевары веет какой-то сакральной энергией, пронзительным ощущением максимально переживаемой жизни. «После

1 Цит. по: A. Mellis. Che cosa ha veramente detto Che Guevara. Roma, 1970, p. 111-112.

2 Che Guevara. Mots, propos, aphorismes, Paris, 2003, p. 17.

5931 феномен Эресто Че Гевары: трагедия и триумф . <

марш-броска в 16 километров и 2-часового боя на 45-градусной жаре, после 10 дней тяжелейших условий мы оказались у самого моря под палящим солнцем». Так может писать только человек, для которого жизнь неотъемлемо включает в себя опасность, испытания и даже бедствия. И жизнь воздаёт ему предельной радостью; такой человек обретает дар переживать жизнь по самой полной мере.