В Китае, естественно, происходило нечто подобное. И там мы должны были выступить на нескольких важных встречах, и там придавалось огромное значение визиту кубинской делегации, которая была первой официальной экономической делегацией. Кроме того, в Китае нам дали беспроцентный кредит в шестьдесят миллионов песо, или долларов, которые должны быть возвращены в течение пятнадцати лет после того, как будут израсходованы.

1) Редактор может лично засвидетельствовать, что так оно (в ноябре 1960 г.) и было...

2) Так в тексте. Речь идет, конечно, о трибуне Мавзолея.

1541 сообщение о поездке в социалистические страны

Кроме того, мы провели ряд переговоров с высшими руководителями этой социалистической страны (Китая), которые рассказали нам, в каком виде Кубе будет предоставлена эта помощь,— потому что эти кредиты нельзя квалифицировать иначе, как помощь.

С премьер-министром Чжоу Эньлаем мы даже поспорили в связи с подписанием совместного коммюнике. В это коммюнике кубинская делегация вставила фразу о «незаинтересованной помощи социалистических стран». Это вызвало длинную философскую дискуссию, потому что они категорически отказались признавать слово «незаинтересованный». Они заявили, что это совершенно неверно, что они предоставляют свою помощь как заинтересованную помощь, что это именно заинтересованная помощь, хотя их интерес и не денежный. Потому что Куба сегодня находится в авангарде борьбы против империализма, а империализм является общим врагом всех народов, поэтому помогать Кубе—в интересах всех социалистических стран. Стоит ли говорить, что «незаинтересованную помощь» в результате заменили на просто «помощь».1

Кроме того, нам объяснили, что все эти средства должны быть даны именно в форме ссуд, поскольку этого требует международное право в отношениях двух суверенных стран, но Куба не обязана платить до того момента, пока она не сможет этого сделать, а если не сможет, то и это не имеет никакого значения. (Продолжительные аплодисменты). Вот так социалистические страны восприняли нашу просьбу. Если бы такую просьбу мы обратили к Соединённым Штатам, даже в нормальные для наших взаимоотношений времена, я не говорю про нынешние, это вызвало бы хохот со стороны всех правителей и всех бизнесменов их страны.

Именно это и дух человечности, проявленный этими народами—есть нечто, что действительно убеждает в том, что мы должны рассчитывать не на традиционные «дружественные правительства», а в первую очередь именно на данные страны мира. А кроме того, столь высокий темп экономического развития, напор, сила и энергия, демонстрируемые ими, всестороннее развитие сил народа—всё это убеждает нас в том, что будущее принадлежит тем странам, кото

1) Остается неясным, в какой мере эта дискуссия была связана с языковой проблемой, иначе говоря, как было переведено на китайский язык слово «desinteresada», означающее по-испански не столько «не-заинтересованный», сколько «бескорыстный».

1551 январь 1961 года

рые, как и они, борются за мир в мире и за справедливость, доступную всем людям.

Это ни в коей мере не значит, что всё, что мы видели,— это сплошные чудеса. Естественно, есть вещи, которые кубинцу, живущему в XX веке, окружённому всеми городскими удобствами, к которым нас приучил империализм, могут даже показаться признаками отсутствия цивилизованности. Это страны, которые должны всё производимое ими—до последнего сентаво—тратить на развитие.

Мы должны были поставить перед ними некоторые проблемы, за которые нам, по правде говоря, несколько стыдно. Потому что мы, например, ставили вопрос о том, что кубинскому народу необходимо сырьё для производства дезодорантов. А в этих странах нас просто не поняли, потому что эти страны всё своё производство направляют на повышение уровня базового благосостояния народа и до сих пор вынуждены преодолевать колоссальные отставания, стремясь догнать более развитые страны капиталистического мира по производству основных товаров. Они не могут заниматься ещё и этим. В нашей-то стране, да... Я знаю, что у нас здесь всё время проблемы с бритвами «Жилетт», с дезодорантами и другими потребительскими товарами подобного рода, они всё время в дефиците, потому что, естественно, нам тоже теперь приходится заниматься более важными вещами. Ну и, наконец, мыло и всё прочее в этом роде не едят, а мы в первую очередь должны обеспечить людей едой.

Едой—потому что мы ведём войну.

Это экономическая война и почти уже не только экономическая; война против колоссальной державы, которую мы ведём при помощи другой колоссальной державы. Но мы должны играть свою роль в этой драме, мы не зрители, наблюдающие за борьбой двух колоссов вокруг Кубы, мы важнейшие участники в этой борьбе. И мы должны сохранять единство нашего народа, дух нашего народа, способность нашего народа к самопожертвованию, мы должны ещё больше развивать эту способность. Потому что в действительности, если знаешь историю всех этих стран... у нас здесь ничего этого, к счастью, не было. Мы говорим о двадцати тысячах наших погибших, а у них погибло двадцать миллионов. И просто невероятно видеть, как все эти страны, где погибло двадцать миллионов человек—это не выражение, это не цифра для красного словца, это двадцать миллионов человек, реально погибших пятнадцать лет назад на последней войне, не вернувшихся в свои дома, которых до сих пор вспо-

[сообщение о поездке в социалистические страны

минают... И вот в этой стране, в Советском Союзе, где всеми так овладела идея мира и убеждённость в том, что всех целей, которые перед собой ставишь, можно добиться мирными средствами... И всё же они готовы рискнуть всем в атомной войне, войне невероятной разрушительной мощи, где количество погибших будет во много раз больше, только для того, чтобы утвердить основополагающий принцип и защитить Кубу.

Вот что мы видели во всех этих странах. Но, естественно, именно доверием этих больших стран, которым, возможно, придётся нести всю тяжесть войны, войны такого масштаба, мы должны мерить сегодня нашу собственную значимость и понимать, что именно мы должны развивать, чтобы быть достойными этого доверия.

Из тех стран, которые мы лично посетили, одной из самых удивительных является Корея. Может быть, эта страна произвела на нас наибольшее впечатление из всех. В ней всего десять миллионов жителей, и она размером с Кубу, немножко меньше, примерно сто десять тысяч квадратных километров1. Такая же территория, как и в южной части Кореи, но вдвое меньше жителей. Эта страна была опустошена такой страшной разрушительной войной, что от её городов не осталось ничего,—и когда я говорю ничего, это значит ничего. Это как те маленькие поселки из пальмовой древесины в Сьерра-Маэстре, которые были сожжены здесь Меробом Coca, Санчесом Москерой и всей этой публикой; поселки, от которых не осталось ничего, кроме пепла. Таким был, например, Пхеньян, город с миллионом жителей. А сегодня уже не видно и следа этих разрушений, всё новое. Единственным воспоминанием остаются на всех дорогах, шоссе, железнодорожных путях воронки от бомб, падавших вплотную, одна к другой.