Когда Роджер вернулся и Святой увидел человека, вошедшего следом, он не шевельнулся и ничто не отразилось на его бесстрастном лице. Только сердце болезненно сжалось да странное чувство пульсирующей пустоты разлилось в нем.

– Рад снова встретиться с вами, Мариус! – произнес Святой.

Как Саймон Темплер развлекал гостя и испортил все веселье

Святой медленно выпрямился.

Никто никогда не узнает, чего ему стоили спокойствие и улыбчивая невозмутимость. Но дались они ему легче, чем то спокойствие, которое он уже продемонстрировал Конвею.

Темперамент Святого не позволял ему расслабляться в периоды вынужденного бездействия; он не мог использовать свои незаурядные качества в борьбе с противником, которого не видел; он был, в зависимости от обстоятельств, выше или ниже хитрых уловок.

В Саймоне Темплере было много простоты. Он и сам говорил, что хотя инстинктивно понимает преступника, но никогда не смог бы стать классным детективом. То есть его ум для этого годился, а характер – нет. Он предпочитал более яркие цвета, более размашистые и четкие линии, простые, прямые и ошеломляющие действия. Сильный дух бойца и прекрасные идеи вели его в бой и помогали победить, но он редко задумывался над этим. У него были идеалы, но и о них он размышлял редко; для него они были сформулированы как бы высшим авторитетом и оставались несколько отстраненными и неоспоримыми.

Он не любил трудных раздумий, не связанных с конкретными делами. По его мнению, любые размышления другого сорта были ересью и бедствием, внезапной болезнью, убивающей честь и поступок. Он имел отважное сердце счастливого воителя, отзывающегося на призыв. Святой так говорил о себе, без малейшего намека на позу: «Риск, схватка и внезапная смерть».

Наконец-то он попал в ситуацию, которую ожидал, сколь бы опасной и отчаянной она ни была.

– Возьми-ка пугач, Роджер, – ровно и насмешливо сказал Святой, а затем обратился к Мариусу: – Как мило с вашей стороны нанести нам визит. Что-нибудь выпьете?

Мариус сделал шаг вперед.

На нем была приличествующая случаю визитка и полосатые брюки. Строгое изящество одежды гротескно контрастировало с фигурой человека из эпохи неолита и отвратительно уродливой невыразительностью лица, моделью для которого, наверное, служила маска какого-то первобытного идола.

Он равнодушно взглянул на Роджера Конвея, прислонившегося к двери с нацеленным на него пистолетом, потом повернулся к Святому. Тот, держа большим и указательным пальцами кинжал, раскачивал его, словно маятник.

Святой выглядел яростно-сдержанным, словно леопард, собирающийся прыгнуть; но Мариус был спокоен, словно гигантская статуя Будды.

– Я вижу у вас тут кое-кого из моих людей, – сказал он.

Для такого огромного человека голос оказался необыкновенно мягким и высоким; его английский был бы безупречен, если бы не такая преувеличенная точность.

– Да, – ответил Святой вежливо. – Вы можете думать обо мне все что угодно, меня это не заботит, но я теперь – практикующий социалист. По воскресеньям, вечером, выхожу на большую дорогу и взимаю лепту с прохожих. Вот сегодняшняя добыча. А как вы об этом узнали?

– Я об этом не узнавал. Один из них давно уже должен был доложить мне о результатах наблюдения, а мои люди знают: опаздывать с докладом нельзя. Поэтому я поехал посмотреть, что же с ним случилось. Не будете ли вы столь любезны отпустить его – и его товарища.

Святой поднял бровь.

– Я не уверен, что они сами этого захотят, – заметил он. – По крайней мере, один, из них временно не в состоянии выразить мнение по данному вопросу. Что касается другого – ну, мы только-только начали ладить друг с другом. Убежден, ему не захочется расстаться со мной.

Толстяк пробормотал несколько слов на непонятном Святому языке. Святой прервал его, сказав:

– Не встревай в разговор, это невежливо. Сначала скажу я то, что хочу, а потом ты. Это будет справедливо. Уверен, доктор Мариус оценит наши маленькие шутки, которые его касаются.

Гигант скривился в отвратительной улыбке и произнес:

– Может быть, сначала выслушаете мою шутку?

– Нет, только после меня, – ответил Святой, – наверняка ваша шутка будет лучше моей, и моя покажется совсем плоской, ведь это маленькая песенка о человеке, которого мы назовем «таинственный Тил» и которому однажды я был вынужден крепко врезать. К сожалению, он оправился, но интерес к охоте на лис в этом сезоне у него пропал. Вы не дали нам достаточно времени на репетицию песенки, а то я попросил бы ребят спеть. Но ничего. Лучше расскажите мне историю вашей жизни.

Гигант и бровью не повел.

– Похоже, вам известно мое имя, – сказал он.

– И очень хорошо, – лучезарно улыбнулся Святой. – Что-то связанное с прославленным доктором Мариусом.

– Да, я довольно известен.

– Я имею в виду известного доктора Мариуса, чье житие стало весьма сомнительным, поскольку оказалась ненадежной техника воплощения множества самых разнообразных его идей. Ну что, теперь прозвенит звонок и моя монетка вывалится из автомата?

Мощной рукой Мариус сделал нетерпеливый жест: