На пороге небольшого банкетного зальчика их встретила стайка жёлтых клеёнчатых шлёпанцев банно-больничного образца. Первой жертвой японской действительности пали её модные туфли, оставшиеся валяться в прихожей. В зал она вошла в казённых тапках, сделавших абсолютно нелепым её нарядное платье. Впрочем, платье тоже было ни к чему — зал дышал ледяным холодом. Толстый свитер и тёплые брюки Митико оказались куда более уместными. Хидэо усадил её на низкую скамейку возле низкого стола и заботливо придвинул поближе крошечную электрическую печь. Это было единственное сооружение, призванное обогреть помещение.

— В университетском городке есть центральное отопление, — Хидэо словно извинялся. — Но первого марта его отключили — весна.

На дворе было градусов десять — двенадцать, а в бетонном зальчике, кажется, ещё меньше.

Рассаживались по ранжиру. В центре, рядом с ней поместился профессор Кобаяси в обрамлении двух ассистентов. Студенты сами собой чётко сгруппировались по годам — аспиранты, рядом с ними дипломники, а дальше молодёжь с третьего курса. Парни под предводительством Митико расставляли на столе коробки с бутербродами и пивные банки, раскладывали пакеты с орешками, картофельными чипсами… Она ринулась было помогать, но Хидэо остановил её — не профессорское это дело! Пришлось покорно вернуться за стол. Хидэо взял слово. И долго его не отдавал. Он говорил об истории создания своей лаборатории и о её светлом будущем, о чрезвычайной важности своей деятельности… Наконец он объявил свой рассказ законченным и после короткого перерыва на выпивку и еду велел представляться остальным — так положено на пирушке знакомств. Шимада быстренько сообщил три вещи: где родился-учился, над чем работал и какое у него хобби. Поскольку роль хобби Шимады исполняла его работа, речь получилась предельно краткой. Четвёртым пунктом он обронил, что у него есть сын. О жене речи не было. Видимо, факт наличия сына сам собой подразумевал её существование.

Другие сотрудники доложились ещё короче, словно соблюдая правило — чем ниже должность, тем меньше времени тебе положено. Студенты укладывались в пару фраз — учёба, хобби… Личной жизни в виде жены не обнаружилось ни у кого — студент в Японии не женится. Её присутствие вынуждало публику говорить по-английски, и бедные ребята морщили лбы, мучительно припоминая иностранные слова. Только Хидэо ликовал — его лаборатория приобретала международный лоск! За десять минут пятнадцать человек управились со своими жизнеописаниями, уступая ей черёд. Глядя на красивый стол и проголодавшихся студентов, она наскоро сообщила, что положено, кончив дочерью. Хидэо смотрел на неё, словно ожидая чего-то ещё. Не дождавшись, вступил сам:

— У неё есть внук!

В зале повисла такая тишина, словно сообщили о её кончине. Потом снова заговорил Хидэо. Он признался, что женил сына и вскоре, вероятно, тоже обзаведётся внуком.

— Но даже когда это случится, когда я стану стариком, обращайтесь ко мне запросто, как к другу, — печально попросил он студентов.

Она почувствовала, как у неё сгорбилась спина, её производили в старухи! И помочь тут не могли даже её хобби, о которых она только что рассказала: байдарка и горные лыжи. Наверное, это выглядело очень забавно — бабка с вёслами скачет по порогам.

Вечером, ожидая автобус, она обратила внимание на элегантного мужчину средних лет. Поймав его заинтересованный взгляд, почувствовала себя отомщённой за "бабушку". Она вовсе не чувствовала себя старушкой в свои пятьдесят лет! Мужчина подошёл, заговорил. Его английский был безупречен, как и темы, которые он обсуждал: радушный хозяин рассказывал гостье про свой город. И объяснял, почему ездит на автобусе: собирается на пенсию, привыкает обходиться без машины, обременительной в старости.

— Вы совсем не похожи на пенсионера! — воскликнула она, и мужчина удовлетворённо улыбнулся.

Он вышел на её остановке, пошёл рядом. У соседнего дома пожал на прощанье руку, представился и оказался… профессором Кумэдой с её инженерного факультета! Она назвалась тоже. Кумэда почему-то огорчился.

На следующее утро Хидэо принёс в её кабинет маленький электрический обогреватель. Она, тронутая заботой, призналась, что вчера познакомилась на улице с одним из профессоров их факультета, милейшим человеком. Реакция Хидэо была неожиданной — он покрылся красными пятнами.

— На улице?! Почему он подошёл к Вам? О чём Вы говорили?

После такого начала можно было ожидать чего угодно. Например, вопроса — не провела ли она остаток вечера с Кумэдой в каком-нибудь злачном месте? Хидэо был очень расстроен. И очень сердит. Он выскочил из её кабинета и через полчаса вернулся.

— Мы идём к Кумэде знакомиться.

— Но мы познакомились вчера! — изумилась она.

Он отмахнулся.

— Это — не то! Вы ничего не понимаете! Мы должны точно соблюсти процедуру! Это очень, очень важно!

— Но вчера мы долго разговаривали. Кумэда даже рассказал мне, что собирается на пенсию.

Хидэо остолбенел.

— На пенсию? Да ему ещё работать больше десяти лет!

Она улыбнулась и заговорила про мужское кокетство. Хидэо посмотрел на неё с ужасом.

Трусцой поспешая за Хидэо, быстро шагавшим по коридору, она пыталась уговорить его не ходить к Кумэде, чтобы не попасть в дурацкое положение. Ведь Кумэда рассмеётся, когда её приведут к нему знакомиться… Кумэда не рассмеялся, не удивился их визиту, а принял его, как должное. Строго сдвинув брови, он внимательно слушал торопливую, сбивчивую речь Хидэо, обильно пересыпанную извинениями, и кивал, соглашаясь: Кобаяси провинился, оставив его в неведении по поводу такого важного события, как появление на факультете нового иностранного профессора.