– Да, не удивительно, что вчерашняя группа не захотела это найти, – сказала, морщась, Марина.

– Чистоплюи хреновы! – согласился Максим.

Труп пролежал в подвале не меньше недели. Судя по ветхой, грязной одежде, это был бездомный, скончавшийся от недоедания и болезней. Крысы обкусали руки, ноги и лицо мертвеца, и теперь его вряд ли кто-то смог бы опознать.

– Может, и мы его не найдем? – с надеждой спросил Иван.

– Да ладно, – отмахнулся Максим. – Все равно в последний раз.

– Это тебе в последний раз!

– А тебе потом отписываться в прокуратуре от жалоб жильцов! Не ленись, вызывай труповозку.

Они вышли из подвала, сообщили по рации дежурному, чтобы тот позвонил в морг. Иван отправился искать бездомных или пьяниц, чтобы те вынесли труп из подвала, Марина пошла по квартирам, собирать показания жильцов, а Максим устроился в УАЗике отдохнуть.

– Я сейчас на базар смотаюсь, – сказал Степа. – Хочешь, поехали со мной? Минут за двадцать обернемся – труповозка все равно не приедет раньше.

Максим согласно кивнул, и они поехали в сторону базара. За квартал до него на людном перекрестке остановились. На перекрестке орудовал наперсточник.

Наперсточник сидел на корточках, весело переставляя наперстки и предлагал очередному лопуху угадать, под каким наперстком шарик. Рядом напарники наперсточника изображали заинтересованную толпу, подбивая не до конца проигравшегося лопуха попробовать еще раз. Максим смотрел на это без интереса – ясно же, что у наперсточника никому и никогда не выиграть – шарика вообще нет под наперстками, он у шулера в руке. И как только находятся идиоты, которые соглашаются с ними играть? Будь воля Максима, он бы уже давно отвез эту банду в райотдел и отходил дубинками так, что они убрались бы с Шахтерского навсегда – после того, как выписались бы из травматологии, конечно; но увы, эту банду не разгонишь – с наперсточников кормилось половина милиции и куча других чиновников разного уровня. Утешало то, что вскоре эта лавочка должна была закрыться сама собой – в душевной беседе с оперативниками наперсточники говорили, что граждане постепенно умнеют, и заработки с каждым днем становятся все меньше и меньше. Впрочем, заниматься честным трудом молодчики не собирались – просто планировали разработать какую-то иную схему прибыльного обмана…

Степа свистнул, и наперсточник тут же поднял голову. Сказав что-то успокаивающее лопуху, он мигом встал и пошел к УАЗику. Впрочем, лопуху этой паузы было достаточно, чтобы опомниться – он развернулся и пошел прочь, унося в карманах остатки честно заработанных денег.

– Ну, что ты, Степа, так не вовремя! – с досадой сказал наперсточник, подойдя к УАЗику. – Мы такого карася чистили, у него еще бабок были полные карманы!

– Не ной, будут другие, – брезгливо оборвал его Степан.

Наперсточник ловко, совершенно незаметно для прохожих швырнул на дно УАЗика, как раз под ноги Степе, пачку мятых купонокарбованцев и тут же отошел. Степа захлопнул дверь, наклонился за деньгами. Пачку он спрятал в карман рубашки, себе же забрал из нее малую часть, положив в карман брюк. Деньги с кармана рубашки сегодня же перекочуют нужным людям в райотделе, а оттуда – кому еще положено.

– Делись, Степка, – сказал Максим. – Конфет дочери купить хочу.

Степа беспрекословно полез в карман брюк и протянул Максиму мятую купюру.

– На шоколадку хватит, – сказал Максим, пряча купонокарбованец в карман.

Потом они собрали дань с бабулек, торгующих без разрешения семечками, сигаретами и жареным арахисом. Из этих денег Максиму не досталось ничего, но он и не возражал – ему на сегодня и так хватит.

Закончив с поборами, Степа направил УАЗ к четырнадцатому дому микрорайона.

Подъезжая, они увидели, что труповозка уже подъехала, Иван с рваным одеялом в руках сидит на скамейке, и рядом с ним мнутся в ожидании указаний два мужичка опустившегося вида.

– Ну, сколько можно, – сказал раздраженно Иван, когда Максим вылез из УАЗика. – Только тебя и ждем.

– А что, без меня труп от земли не оторвут?

– Оставил бы фонарик, и без тебя оторвали бы.

Они вошли в подвал. Мужики-носильщики, нюхая омерзительную вонь, кривились и приглушенно матерились. Милиционеры и судмедэксперт держались, не высказывая неудобства, – привыкли. Судебный медик бегло осмотрел обезображенное смертью и крысами тело, продиктовал Марине, как правильно описать в протоколе его местоположение и состояние.

– Я в морге его еще осмотрю, – сказал он напоследок, – но думаю, что ничего особенного нет – бродяжка умер от туберкулеза или язвы желудка, дело обычное.

Судмедэксперт и Марина вышли на улицу, а Максим, Иван и мужики остались – пока мужики укладывали тело в одеяло, Максим светил им фонариком, а Иван, если было нужно, подсвечивал зажигалкой.

– У меня есть приятель, учитель истории, – сказал Иван. – Так мы с ним давеча спорили – он никак не мог понять, почему у милиционера зарплата выше, чем у него. Надо было бы его сюда позывать – посмотреть, понюхать, может, он тогда понял бы.

Наконец, приготовления были закончены. Мужики взялись за края одеяла.

– Ну что, начальники, вздрогнули? – сказал один из них, высокий и говорливый, обращаясь к милиционерам.

– Вздрогнули, – согласился Максим. – Не надорвитесь только.

Мертвое человеческое тело весит много, и носить его неудобно – двое мужиков перли страшную ношу кряхтя и часто останавливаясь отдохнуть.

– Начальник! – сказал высокий, обращаясь к Ивану. – Может, не надо его тянуть по все этим коридорам – вон вентиляционное окошко, вытолкнем его на улицу, а оттуда поднесем к машине?