Шрифт:
Подарок Тартини
Идём, идём! Начнём теперь странствовать!
Час настал! Начнём странствовать ночью!
Полночь приближается, о высшие люди:
и вот скажу я вам нечто на ухо, как этот
старый колокол говорит мне на ухо, -
с такой же таинственностью, с таким же
ужасом, с такой же сердечностью, с какой
говорит ко мне этот полночный колокол,
переживший больше, чем один человек:
– уже отсчитавший болезненные удары
сердца ваших отцов – ах! ах! как она
вздыхает! как она смеётся во сне! Старая,
глубокая, глубокая полночь! Тише! Тише!
Слышится многое, что не смеет днём
говорить о себе; но теперь, когда воздух
чист, когда стихает шум сердец ваших, -
теперь говорится оно, теперь слышится,
теперь крадётся оно в ночные
бодрствующие
души: ах! ах! как она вздыхает! как она
смеётся во сне!
– Разве не слышишь ты, с какой
таинственностью, с каким ужасом,
с какой сердечностью говорит тебе
старая, глубокая, глубокая полночь?
О друг, вникай!»
Фридрих Ницше
«Так говорил Заратустра»
Глава 1. «ЯВЬ. Профессор Зигмунд Шмаль»
– Итак, уважаемые коллеги, разрешите мне на сегодня подвести итог нашей встречи теорией бессмертного Фрейда, предполагавшего, что сновидения символизируют бессознательные потребности и беспокойства человека. Конечно, конечно, здесь не место для критической полемики с фрейдовской психологией сновидений, - говоривший поспешил унять поднявшийся в зале шум, - я подвожу итог всему вышесказанному, опираясь на имя Фрейда вовсе не потому, что являюсь его тёзкой!
– В зале послышались отдельные смешки. – Но давайте вспомним, что, если не считать стараний, возраст которых измеряется тысячелетиями, предписывать сновидениям пророческий смысл, то открытие Фрейда является практически первой попыткой вникнуть в смысл сновидений: попыткой, за которой никак нельзя не признать атрибута «научности», и потому что этот исследователь предложил методику, про которую не только он сам, но и многие другие исследователи утверждают, что она ведёт к цели, а именно к постижению смысла сновидения, смысла, который не идентичен фрагментарным намёкам на смысл в манифестируемом содержании сновидения.
– На этот раз зал зашумел одобрительно, и снова все замерли, с интересом ожидая продолжения. – Повторюсь, что не вижу смысла устраивать здесь полемику с теорией Фрейда о психологии сновидений, но, напротив, я постараюсь обобщить выступления наших многоуважаемых докладчиков, которые сегодня нам следует рассматривать в качестве более или менее достоверных благоприобретений.
На подиуме венского конгресс-холла ярко и убедительно представлял свою речь подвижный седовласый мужчина с пытливо горящими глазами. Казалось, всё, что он говорил, предназначалось не расположившейся перед ним маститой публике, основную часть которой составляли признанные учёные и лауреаты Нобелевской премии. Снова и снова искал этот человек с фанатичным взглядом ответы на вопросы, преследующие его с юности, когда он только поступил на психологический факультет медицинского университета в Цюрихе – и впервые очутился перед дверью мира сновидений. Сну, как основе жизни, человек отдаёт более трети своего времени, и не исследовать это потрясающее явление было бы несправедливо. Кто же мог предупредить любознательного юношу, что исследования затянутся на десятки лет!
– Сны! – с чувством воскликнул он и неожиданно для всех засмеялся. – Когда я впервые столкнулся с вопросами природы сна, я был ещё студентом, и сон мне тогда казался чаровником кружевного сказочного замысла. И вынужден признаться вам, достопочтимые коллеги, что с тех пор я многое узнал такого, над чем и не задумывался обыватель, но это ни на йоту не приблизило меня к разгадке сна. Как уже говорилось, мир сонных грёз отнюдь не летуч, а очень даже устойчив, и порой столь же однозначен, как дневная явь. Но он по-прежнему чарует и пленяет меня и, возьму на себя смелость сказать, - он окинул притихших и недоумевающих слушателей смешливо прищуренным взглядом, - никто из присутствующих здесь не сможет владеть и управлять миром сновидений лучше, чем его законный правитель Гипнос.
На этой отчасти метафоричной, отчасти юмористической ноте первый день международного симпозиума, посвящённого вопросам сна и сновидений, закончился, и человека на подиуме, председателя Общества психических исследований, психотерапевта профессора Зигмунда Шмаля взяли в плотное кольцо микрофонов и телекамер впечатлённые его выступлением журналисты.
Этюд 1. Сон Роберта Стивенсона
– Простите, Луис сейчас очень занят, - мягко отказала Фанни неожиданно нагрянувшему гостю, - но если вы заглянете к нам после полудня, то можете составить Лу компанию на прогулке верхом. Ему это будет полезно: ведь он работает с шести часов.
Гость удивлённо приподнял бровь, в его глазах мелькнула мысль, но она так и осталась невысказанной. «О, мистер Стивенсон нуждается в деньгах?» Слава Богу, что Лу не видел этого взгляда! Фанни почувствовала облегчение, когда неприятный гость покинул их дом. Луис так и не узнал, кто навестил его в тот день. Друзей и врагов хватает в жизни каждого, сейчас он должен был полностью сконцентрировать своё внимание на рождающемся сюжете. Как-то он уже написал небольшой набросок на тему чувства раздвоенности, которое время от времени заполняет любое думающее создание, но набросок показался ему пресным и он его разорвал. Последние два дня он снова напрягал мозги, чтобы получить хоть какой-нибудь результат. На второй день он увидел во сне сцену с окном, затем сцену, в которой Хайд, преследуемый за какое-то преступление, взял порошок и перевоплотился в присутствии своих преследователей.
Проснувшись, знаменитый английский писатель Роберт Луис Стивенсон взялся за перо и всё остальное додумал сам, признавшись Фанни, что всё-таки продолжал следовать манере и стилю сонной подсказки.
Закончив «Странную историю доктора Джекила и мистера Хайда», он отправил экземпляр повести Уильяму Г. Лоу, американскому художнику. В прилагавшемся письме была приписка: «Посылаю Вам готического карлика… думаю, что этот карлик небезынтересен, он вышел из глубины моего существа, где сторожит фонтан слёз».