— Эмили, — шепчет Ив, и её глаза закрываются.

— Не спи, не спи! — Паникую.

Ив откидывается на спинку, её глаза слипаются, но она старается их разлепить. Она потеряла слишком много крови. Ей нельзя спать. Я расталкиваю подругу, как только она пытается уснуть.

— Эмили, — снова шепчет она.

Но её слова становятся все глуше, а затем она отхаркивает сгусток крови на предыдущую тряпку. Девушка снова пытается что-то сказать, но её слова заливает кровь.

Доктора говорят что-то странное. Другие симптомы, другие термины. Лейкоз и опухоль мозга так различны.

— Придется тампонировать её нос, — произносит какой-то доктор. Он мне не знаком.

— А если не поможет? — обеспокоенно произношу.

— Значит, будет прижигать или вставлять катетер.

Я не люблю больницу. Все, что угодно, отдала бы, лишь бы не возвращаться сюда. Но сейчас другой случай. Я готова остаться здесь до того времени, пока не выпишут Ив.

— Когда было последнее переливание тромбоцитарной массы? — кто-то спрашивает.

— Я не знаю. Я не знаю. Нужны её родители. — Волнуюсь.

— Так позвоните!

Лондон все поняла и взяла сумку Ив. Трент тоже вышел из помещения. Я осталась один на один с моей больной раком подругой, с самим раком, с чувством приближения костлявой карги и с персоналом больницы.

Хоть я и не любила больницы, но они меня успокаивают. Здесь всё на своём месте. Травматология. Операционная. Онкологическое отделение. Палаты, в которых лежат те, кто через некоторое время выздоровеет, а также те, у кого случилось какое-нибудь внезапное происшествие, как сегодня с Ив. Дети и подростки, которые верят, что их вылечат от рака. Взрослые и пожилые люди, которые, возможно, понимают, что они не выздоровеют, хотя, может быть, с кем-нибудь из них случится чудо. Их всех медленно и мучительно пожирает рак. А ниже, на нулевом этаже, морг.

Через три месяца мне будет семнадцать, но я ощущаю себя на все пятьдесят. Люди ведь взрослеют по-разному. Одни — медленно. А другие — в миг. Как я, например. Я внутренне повзрослела, и эта пелена нечетких, замутненных иллюзий слетела с меня. Я тоже умру. И Ив умрет. И мама с папой умрут. И сестра. И мои друзья. И все, кого я когда-либо встречала — все они когда-нибудь умрут, рано или поздно. Только я, увы, раньше их всех. Смерть ждет всех у себя на пороге.

Родители Ив приехали быстро, ей сделали прижигание, переливание и поставили баллон в с кислородом на случай, если она будет задыхаться. Подруге сделали прижигание перегородки носа лазером, и теперь в палате стоит запах жженого мяса. Но мне плевать, главное, с ней все хорошо. Ив лежит, уставшая, но живая, её глаза слипаются — её клонит в сон. Я держу её за руку, она еле-еле теплая, и слышу её сердцебиение. Не хочу, чтобы Ив умирала. Н.Е.Х.О.Ч.У.

И я словно проснулась для жизни. Либо мне растрачивать своё оставшееся время на школу, ненужных людей и на ненужное времяпрепровождение в кровати, либо нужно снова приниматься за список.

Часть пятая "Твоя зима"

Семнадцать

Вторая неделя ноября. Уже пошел сто двадцатый день моей жизни после того, как я узнала о своем диагнозе. Проснулась я очень рано, несмотря на то, что сегодня воскресение.

Девять утра. За окном туман, на опавшей листве виднеются капельки росы, пасмурно. Я раскрываю настежь окно, и меня обдувает теплый ветер. Сегодня очень душно, — ощущение такое, словно небо давит на тебя — хотя буквально пару дней назад было прохладно. Это Калифорния, здесь так всегда.

Я, как ребенок, запрыгиваю под кровать и тыкаю пальцем наугад на исписанный кусочек стены. Вычеркиваю его фломастером. А затем пишу Лондон сообщение: "ВЕСЬ ДЕНЬ ДЕЛАТЬ ТО, НА ЧТО Я НИКОГДА БЫ НЕ СОГЛАСИЛАСЬ РАНЬШЕ".

Мы договорились встретиться с ней в торговом центре, находящемся в центре города. У Лондон должно быть полно идей, как разнообразить сегодняшний день. Из-за недавних происшествий мои ноги покрыты синяками, потому мне пришлось натянуть черно-фиолетовые колготки. Я надеваю шорты, футболку и джинсовую курточку сверху, ныряю в свои любимые темно-зеленые кеды и бегу вниз по лестнице.

— Доброе утро, ты куда? — интересуется сестра.

— Точно сказать не могу, потому что не знаю этого, но я буду с Лондон, — отвечаю.

— И опять пропадешь на сутки? Мне нравится, что Лорен нашла способы тебя растормошить, но это слишком, Эмили.

— Кристи, знаю, ты обо мне волнуешься, но не это сейчас мне нужно. Все бессмысленные занятия, которыми я раньше забивала время, всё время, проведенное в депрессии, все мои волнения — все это позади. Они лишь крадут моё время. Прости, — бросаю я и выбегаю из дома.

Люди в метро такие забавные: они делают вид, что никого и ничего не слышат, что они холодны и эгоистичны, что им наплевать на всех, но сами-то в душе, скорее всего, настоящие добряки. Вот, например, парень, сидящий впереди меня. Девушки у него явно нет, потому что он не получил ни одного сообщения, которые заставили бы его улыбнуться, за те двадцать минут, которые мы едем. Он смотрит в окно, слушает музыку и иногда поглядывает на меня, ведь я не свожу с него глаз. Мне очень нравится наблюдать за людьми и за их реакциями. Парень — не красавчик, но симпатичный. Можно предположить, что он не вписывается в иерархию школы, как и я. Возможно, он смешной. Возможно, он душа компании и заводила. Возможно, он строит из себя мачо, надеясь добиться внимания той, кто его интересует, но она не такая, как все, и потому ему сложно найти к ней подход. Но я вижу в его сумке, валявшейся у парня в ногах, книгу Рея Брэдбери. Это говорит о том, что внутри этот парень вовсе не такой, каким хочет казаться.