— Поцелуй меня, — выпалила я.

Но Майки не тронулся с места. Уголки его губ приподнялись, он словно говорил мне, что не верит. Тогда я приблизилась к нему так близко: что вот они, его губы, я чувствовала их тепло.

— Поцелуй меня, пожалуйста, — выдохнула.

Руки Майки сплелись у меня за спиной, он нежно притянул меня к себе. Ладонью гладил мою щеку и убирал мокрые пряди с глаз. И его мягкие губы коснулись моих губ. Мне никогда не было так сладко: внутри все переворачивалось и приятно потягивало, его дыхание смешивалось с моим дыханием, и наши языки танцевали страстное танго. Моя рука запуталась в его русых кучеряшках. Я притягивала парня к себе ближе и ближе. Мне хотелось стать с ним единым целым, стать Майки и больше никогда не отпускать. Мы прерывались лишь для того, чтобы сделать глотки воздуха, на некоторое время мне казалось, что я смогу существовать и без кислорода, пока я не начинала задыхаться. Мне плевать. Его губы — мой воздух. Майки покрывал поцелуями мои губы, мои щеки, мою шею. Я клянусь, я бы сорвала с него чертову одежду, если бы она была на нем.

— Я влюблен в тебя, я был влюблен в тебя с самой первой нашей встречи. И я тебя не отпущу, — шепчет он, — ты слышишь? Теперь я тебя никогда не отпущу. — И снова мягко целует мои губы.

Вода ласкает мою кожу, мне уже все равно, что я замерзла до чертиков и что я вся точно-точно посинела. Мне слишком горячо от прикосновений этого парня.

— И не нужно, — шепотом на шепот отвечаю я. — Я твоя.

Когда мы, мокрые с ног до головы, стали подниматься по склону к дому Лондон, мы смеялись и толкались, как дети. Вода стекала с нас ручьем, и нас била трясучка, зуб на зуб не попадал, но нам плевать. Лондон, увидев меня, сразу же накинулась с воплями:

— Ты что, сдурела?! Хочешь воспаление легких получить? — Она набросила на меня чье-то пальто или куртку — я не разглядела — и повела в дом. — Что ты этим хотела доказать, а?

Кстати, краем глаза я заметила Трента, он все-таки пришел.

— Мне нужно было понять, — ответила я. — Я поняла.

— И что же ты поняла? — со скептизмом в голосе спросила Лондон.

— Что нужно жить сейчас, — произнесла я.

Минус еще пару записей «Встретить восемнадцатилетие Лондон» и «Парень». Следующим идет «Память».

Двадцать четыре

— Живее, живее, собирайтесь! — восклицала Фелиция.

Олли бегал по дому и радовался новой игрушке, которую я ему подарила — что-то вроде запоздалого подарка на рождество или Новый год. Он носился с игрушечным самолетиком, держа его в руке, и делал вид, что управляет им. При этом он постоянно имитировал звуки самолета, что у него не очень получалось.

— Вжи-и-и-и-у, вжи-и-и-и-у, — говорил мальчик.

В доме стоял ужасный гул, все суетились, собирали вещи и продукты в дорогу. Это даже забавно, ведь мы совершенно не собирались, когда ни с того ни с сего поехали в Чикаго. А тут всего лишь Окленд в нескольких часах езды, но собираем вещи мы в десять раз дольше. К тому же, сейчас с нами едет Ив и Олли, наверное, из-за этого получается накладнее с дорогой.

С Лондон ничего известно не было, она почти две недели не связывалась со мной — сразу же после её дня рождения. Как-то раз я зашла к ней домой, но дворецкий сказал, что подруга чувствует себя неважно, вероятно, простуда, и не может спуститься.

Обойдя дом по кругу, — мне нужно было тихое помещение, чтобы позвонить Лондон — я зашла в чью-то комнату. Нельзя было сказать, на первый взгляд, чья это комната, ведь здесь стояли две кровати, но, тем не менее, я предположила, что здесь живет Фо. Меня привлекла фотография в рамке, одиноко стоящая на тумбочке. На ней были запечатлены обнимающиеся Фо, Олли и еще кое-кто. Девушка, лет двенадцати на вид, с темными волосами, как у Фелиции, и с карамельными глазами. Знаю, что любопытство — это плохо, но не понимаю, что на меня нашло в тот момент. Аккуратненько открыв рамку и достав фотографию, я прочла надпись, сделанную на обороте. «Фелиция, Джудит и Олли. 24 апреля 2010». Затем вставила фотографию обратно и положила на место.

Еще мой взгляд привлекла книга, а точнее торчащая в ней закладка-фотография. «Убить пересмешника», — прочла я название книги про себя. Фотография была потрепанная, уголки её загнутые, а сама она пожелтела, но я четко могла различить девушку, вылитую копию Фо, и парня, стоящего рядом с ней. На обороте была дата: 1987г. Безусловно, это были родители Фелиции, видно и невооруженным взглядом.

— Что ты делаешь? — Я обернулась от испуга и выронила книгу из рук.

— Эм… я просто искала уединения, — присев, быстро захлопнула книгу, вложив туда фотографию, и начала бубнить себе под нос, — мне нужно было позвонить, а в доме так шумно.

— Ясно. — Патрик пожал плечами. — Но ты лучше ничего не трогай, а то сестрица будет в бешенстве. — Он кивнул в сторону книги, которую я, как думала, незаметно положила на тумбочку.

Закусив губу, я кивнула, и Патрик ушел. Присев на край кровати, я стала искать в мобильнике номер Лондон. Гудки, гудки, гудки… Затем набираю снова, но подруга не берет трубку.

— Да? — На пятый раз я услышала голос Лорен. Он был хриплым, измученным и заплаканным что ли.

— Привет, это я.

— Угу, — произнесла она и закашляла. Вероятно, она по правде очень заболела.

— Хочешь, я приду как-нибудь к тебе? — Спрашиваю.

— Нет, не нужно. Развлекайся, пока есть время, — хрипло произнесла Лондон.

— Ты не поедешь на фест? — спросила я, на что мне, конечно же, сразу пришел отрицательный ответ. — Тогда ладно, выздоравливай, до встречи.

Спустившись на первый этаж, я увидела, как Патрик хвастает ключами от машины. Не знаю, откуда он их взял, одолжил, скорее всего, но в эту машину все вместе мы должны были поместиться. Времени еще было вдоволь, потому я решила поискать Майки. Выйдя через черный выход, я заметила его, сидящего на ступеньках и облокотившегося об перила. Он покуривал косяк, смотря на темное небо. Нет, дождя сегодня быть не должно, прогнозировали солнечную погоду. Я присела рядом, уткнувшись в его плечо, и стала вдыхать терпкий запах сигарет и тела Майки. Вся толстовка парня пропахла запахом его тела и духов, а теперь еще и табаком. Но мне нравился этот запах.