Я могла бы даже помахать белыми трусиками в знак капитуляции.

— Ох, отлично. Моллюски, — сказала я, не понятно для чего.

Его смех постепенно стих, и теперь его глаза сверкали, глядя на меня.

— Больше никаких кулаков.

— Не-а. В этом нет смысла, — уверена, звучало так, будто я была расстроена.

— Так ты думаешь, что я мог бы выиграть, подравшись с тобой на кулаках?

— Я думаю, ты можешь обыграть меня во всем, — я пожала плечами. — если ты захочешь, я могу винить в этом только себя.

Мартин прищурился, обратив на меня все свое внимание.

— Ты не выглядишь счастливой из-за этого.

— Я и не счастлива.

— Почему?

Я смотрела на него, пытаясь сказать правду.

— В этом и проблема, Мартин. Ты мне нравишься.

Его взгляд смягчился, и рот скривился в ленивой, довольной усмешке.

— Не вижу в этом проблемы.

— Но это так, — не отступала я. — Потому что эти чувства возникают в основном в моих трусиках.

Мартин поперхнулся смехом и отвернул голову от меня.

Я поспешила продолжить.

— Вот видишь, в чем проблема? Я знаю тебя, как моего партнера по лабораторной, который не хочет помогать мне заносить полученные результаты в таблицы. И так же я знаю тебя — прости за это выражение — как бабника, который отвратительно ведет себя с девушками, с которыми спит, из-за которых дерется, и как кого-то озлобленного и изнуренного, несмотря на то, что весь мир в его руках.

Мартин сжал челюсть. Его веки опустились, так, что остались лишь щелочки. Своими длинными пальцами он сжал ноги.

Я проигнорировала его очевидное раздражение, желая заставить его увидеть причину.

— У нас нет ничего общего. Ты состоишь в братстве, ходишь на вечеринки, владеешь яхтой и вообще ты король университета, — я прижала руки к груди. — А я неисправимый ботаник, которая думает, что весело проводит субботу, если играет всю ночь на гитаре и пишет музыку. Мне нравится спорить об эпизодах Доктора Кто, и будет ли Сэмуайз Гэмджи или Фродо Бэггинс, в конечном счете, ответственен за уничтожение кольца. Я играю в видео игры. Я стараюсь ограничивать себя тремя печеньями, но потом обманываю себя и съедаю все семь. В то время как ты выглядишь так, будто никогда в жизни не ел печенья. Я девственница, и ты только второй парень, с которым я целовалась... Мы не подходим друг другу, — я сказала последнюю часть как можно мягче, надеясь, что он образумится.

На лице Мартина не было не единой эмоции, но его взгляд переместился с кончика моего подбородка до верхней части лба и вернулся обратно к моим глазам.

Он улыбался... вроде как. Но больше было похоже на гримасу, чем на улыбку. Я наблюдала за тем, как его грудь поднялась после глубокого вздоха, и он сказал:

— Ты совершенно не знаешь меня, как ты можешь судить, подходим мы друг другу или нет? Это не правильно, Кэйтлин.

— Я...

— То, как ты описала меня, говорит о том, что я первоклассный придурок.

Теперь была моя очередь вздрогнуть и отодвинуться. Мои щеки горели, как от удара. Я уставилась в его жестокие голубые глаза. Но он больше ничего не говорил, просто смотрел на меня, я наклонила голову и начала рассматривать подлокотник между нами.

— Я... я... я... ты прав, — вздохнула я, признавшись. — Я не знаю тебя на самом деле. И ты прав, я сделала выводы на основе своих наблюдений и предположений, которые были основаны лишь на моем жизненном опыте.

— Я не предлагаю тебе выйти замуж, Паркер. Я просто... — он замолчал, я чувствовала его тяжелый взгляд на себе. — Посмотри на меня.

Я подготавливала себя, чтобы поднять подбородок и встретиться с ним взглядом. И ожидала увидеть сердитый или угрюмый взгляд. Вместо этого, я встретилась с его пристальным и странно серьезным взглядом, который рассматривал меня.

— Мне просто нужен шанс, чтобы узнать тебя.

— Но зачем? — выпалила я, чувствуя себя оскорбленной его совершенством, талантом и красотой.

— Почему я?

— Потому что ты не боишься меня.

— Но это не так. Я боюсь. Ты пугаешь меня.

— Нет, это не так.

— Но ты как бы делаешь это.

— Нет. Это чувство страха и волнение? Это именно то, что происходит у тебя в трусиках. Но это ничего не говорит обо мне, это всего лишь внешность. Я то же самое чувствую к тебе.

Мой мозг все пытался понять смысл. Я выгнула бровь, поджав губы, и обдумывала его заявление.

Он продолжил, прежде чем я смогла все обдумать.

— Тебя не волнует моя семья.

— Меня волнует твоя семья, как обычные люди, но я не знаю их, — сказала я, защищаясь. — Уверена, если бы я знала, то волновалась бы.