Шрифт:
К «главному» подошел «первый» и они что-то стали обсуждать на своем жутком языке.
Но тут произошло что-то непредвиденное, думаю, и для них тоже.
Послышался треск, чмоканье и хлюпанье, словно кто-то стал давить сырые яйца.
Оба «терминатора» застыли в изумлении, не сводя друг с друга глаз. А потом…
С громким треском основание конуса лопнуло и вместе с волной невиданного зловония с диким визгом выскочили какие-то существа.
Меня что-то толкнуло в спину, я, не помня себя, стремительно подлетел к «главному терминатору» и впился зубами в его левую руку, в которой он держал прибор. Прибор упал на землю, и я успел пару-тройку раз ударить по нему ногой, разбивая вдребезги антенну.
В глазах взорвался сноп ярких искр. Я упал оземь и почувствовал, как меня бьют ногами по всему телу – по лицу, груди, животу…
Но это длилось всего секунд 5-10 – не больше. Мимо меня молниеносно пронеслись какие-то тени, удары прекратились.
Где-то вдали я услышал частый сухой треск автоматных очередей, грохот разрывов и ядреный солдатский мат. Рядом со мной что-то вспыхнуло и завоняло бензином. У самого лица упали черные солнцезащитные очки-зеркалки.
Внезапно все стихло.
А потом меня вдруг что-то стремительно потащило куда-то вверх – рука моя по-прежнему была намертво прикована к тросу. Я взлетел, крича от дикой боли в запястье – казалось, оно вот-вот оторвется ко всем чертям. Наконец, я врезался во что-то мягкое, словно упал, сорвавшись с троса под куполом цирка, со всего размаху на страховочный батут.
Чьи-то нежные, ласковые, заботливые ручки обняли меня, прислонили к чему-то теплому и мягкому, словно женская грудь, а потом…
Описать свои ощущения я не в силах. Теплая волна наслаждения – от пят до макушки, постоянно нарастая, пронзала каждую клеточку моего тела. Словно какой-то яркий фейерверк, но из ощущений, разрывался в разных частях моего тела, разнося взрывную волну по всем оставшимся частям. От наслаждения тело мое извивалось как червь, ребра готовы вот-вот порвать хрупкий кожный покров, а глаза вываливались из орбит. Я прикусил язык, чтобы он не попал в глотку, и я не задохнулся. Кости скручивались как веревки, мясо кипело, словно его бросили в крутой кипяток, от кровавого пота слиплись веки.
Не в силах терпеть больше эту страшнейшую пытку адским наслаждением, я засмеялся - так, что ужаснулся от звука своего голоса.
Глава 8. Паучья свадьба.
1.
Комариный писк, мерзкий, не дающий покоя, комариное жало пронзает вены насквозь, высасывая остатки крови, я не могу подняться, нет сил прогнать гадкого комара!
Веки жжет огнем, словно к ним прикоснулись каленым железом, язык распух и оттого тяжело дышать – нос наглухо чем-то забит.
Ушло немало времени, прежде чем я смог кое-как поднять дрожащую руку и очистить глаза и нос от спекшейся крови.
Стерильно-белая комната, освещенная люминесцентными лампами, стерильно-белое постельное белье. С пятой попытки приподнявшись, я с трудом, морщась от боли, облокотился на спинку кровати. Голова кружилось и некоторое время я не мог остановить бешеную пляску перед глазами.
– Я – в палате? В больнице? – проговорил я, но никто мне не ответил.
Входная дверь в бокс наглухо закрыта. Окон нет.
Я ощутил смутную тревогу, какое-то животное беспокойство, словно зверь, осознавший, что он заперт в клетке. Сделав рывок, я рухнул с кровати на пол и едва не заорал от боли – пришлось до крови закусить язык. Встать на ноги я уже не смог – пришлось ползти на четвереньках. Еле дополз до двери – ничего. Ни дверной ручки, ни замка. ЗАПАДНЯ!
– Ну что ты так рано, спи ещё, спи-и-и! – донесся до меня шепот знакомого голоса. Я повернулся на звук и увидел в дальнем заднем углу – вентиляционную отдушину, откуда выползала на четвереньках Диана. Она была нага, как и я, и без очков – белесые немигающие насекомьи глаза, равно как и шевелящиеся как змеи волосы, придавали её лицу жуткий и отвратительный вид. Маленькими, но быстрыми, перебежками, как обычно бегают пауки, она прямо по стене добралась до моей кровати и блаженно растянулась, укутавшись длиннющими волосами.
Она была ленива, сыта и удовлетворена.
– Глупый, куда убежал? Да и зачем? Все равно некуда. Иди лучше, поласкаемся ещё! Или ты проголодался? У меня ещё много осталось…
Меня передернуло, когда я понял, ЧТО она имеет в виду.
– Я же сказала, что пощажу тебя. Брык ко мне, Кирюфка! Хочется ещё понежится с тобой.
Она как-то странно кивнула головой и прядь живых волос выстрелила в мою сторону – так метают паутину пауки-волки. С быстротой молнии волосы скрутили мне запястья и она потянула меня к себе. Я вновь утонул в тенетах нежных шелковых волос, руки мои растворились в мягких, нежных, таких необъятных грудях, а шесть её рук покрыли ласками каждый сантиметр моего тела…
– Все-х, не могу-х, замучила меня! – еле выдавил из себя я, чувствуя как бешено бьется сердце в груди, словно птичка, стремящаяся вырваться из тесной клетки. – Отпусти! Ненавижу тебя!
– Ладно, живи, хи-хи! Мне больше уже не надо, думала тебя порадовать… Ну, не хочешь как хочешь! – она перевернулась на спину и молчаливо уставилась в потолок.
– Я… могу идти? – наконец, произнес я.
– Если хочешь, иди. Но на твоем месте я бы подождала, пока СЕМЬЯ уснет. Ещё не все наелись. Я тебя специально закрыла поплотнее, а то найдутся желающие…