Шрифт:
– За что я плачу вам?! Думаешь, мне нужны ваши отговорки?
Вусмерть перепуганный Тиз только затряс головой.
– Что вы сделали, чтобы найти ее? Столько времени прошло – и что?! Что, я тебя спрашиваю?!
Он наконец-то расцепил пальцы, и советник, схватившись за горло, отошел назад на несколько шагов и закашлялся.
– Я… Я послал туда людей, они ищут… - прохрипел он в ответ. – Всем окрестным баронам дано распоряжение…
– Да, да, да! Я сам приказал тебе дать им распоряжение, и это не новость! Я спрашиваю, что сделал ты?
Тиз уже немного пришел в себя.
– Мы делаем все возможное. И это не наша вина, что…
– Хватит! – снова рявкнул Инальд. Ярость исказила его холеное лицо.
– А теперь слушай меня внимательно: или вы ее найдете, или ты займешь ее место в тюрьме. Это ясно?
Тиз только утвердительно качнул головой: яснее было некуда. Зная министра хотя бы чуть-чуть, можно было не сомневаться в его словах.
– Если она жива, она должна быть здесь. Здесь, а не в подземельях Церкви! А если эта дрянь мертва, то я хочу знать, где ее зарыли, и сколько бурьяна растет на ее могиле. Это тоже ясно?
– Да, господин.
– Можешь идти. Нет, постой… Еще одно: если найдете могилу, убедись, что это именно та могила, и оставь там человека. Пусть следит, кто еще будет ее искать. И все вещи – повторяю: все! – вещи, которые вы найдете, и которые принадлежали ей, доставить ко мне сюда. То же касается и нашего хваленого сыщика, который стоил мне больше породистой лошади: как только этот мерзавец объявится – в любое время дня и ночи – тащите его сюда! Пусть он мне расскажет все те сказки, которые скармливает вам, идиотам!
– Будет исполнено, господин.
– Иди, - прошипел министр, пытаясь взять себя в руки.
Советник поспешил откланяться и стремительно скрылся за дверью.
Инальд Дурог остался один.
Его ярость улеглась так же неожиданно и быстро, как и поднялась, и только тревожные мысли отражались тенями на высоком лбу да пряди светлых волос растрепались в разные стороны в беспорядке.
Это был высокий мужчина в возрасте около тридцати с лишним лет; но глядя на его ухоженное лицо и худощавую фигуру, можно было дать и меньше.
При дворе он был загадкой; за глаза многие называли его выскочкой и баловнем Судьбы, а при встрече вежливо кланялись и рассыпались ворохом льстивых слов. Он был вспыльчив, жесток и злопамятен, но при этом обладал недюжинным умом и бесстрастной расчетливостью. Явившись ко двору, этот сын мелкопоместного барона из какого-то городка в глухомани за два года сделал головокружительную карьеру: от советника четвертого звена до первого министра. Непостижимым образом оказываясь всегда в нужное время и в нужном месте, он без труда завоевал симпатию и доверие самого короля, что сразу же обеспечило ему деньги и статус.
Поговаривали даже, что в последнее время венценосец настолько приблизил к себе этого молодого выскочку, что никакое важное для страны решение не принимал, не посоветовавшись с ним. Но еще поговаривали, словно он болен какой-то неизлечимой болезнью, и по этой причине в последнее время больше времени проводит в своим роскошном доме, чем во дворце. Но многие считали эти слухи клеветой недоброжелателей – а в таковых недостатка не было.
«Вот уж – воистину недоступны пониманию дороги Судьбы», - разводили руками куда более знатные и менее удачливые придворные, завистливо озираясь ему вослед.
И только один человек на свете – сам Дурог знал точно, что Судьба здесь абсолютно ни при чем…
Уже - один.
Теперь, по прошествии стольких месяцев, он был почти уверен в этом.
Но пока оставалась хотя бы слабая возможность иного развития событий, он должен держать ситуацию под контролем – чтобы не упустить свой единственный, хотя и призрачный, шанс на спасение.
Всего один раз он упустил свою удачу…
– Ты обманула меня, но обмануть смерть тебе не удастся, дорогая, - прошептал он в пустоту, невидящим взглядом глядя в окно.
– Даже тебе это не под силу
Как обычно, я поднялся рано утром и пошел кормить скот. Натаскал воды из колодца и тут только вспомнил, что сегодня праздник Призыва Судьбы – один из самых значимых праздников в году.
Ох уж мне эти праздники! Это опять многоголосый вой (ритуальное пение, тобишь), толпа одетых в чистое поселян и длинные-предлинные благодарствия Всевидящей Судьбе перед тем, как сесть за обильно накрытый стол…
Если б не это последнее, то тащиться на праздник вообще было бы невыносимо.