– Да…. А как они называются? – мальчик с сомнением повертел в руках один корешок.

– А мрак их знает, - вздохнул я.

Мальчишка часто заморгал глазами. Даже веснушки на его загорелом лице, кажется, побледнели от удивления.

– Ты чего, не знаешь, как это называется и собираешься это есть? А вдруг это отрава?

– Да какая отрава… Зарываешь его в жар, он набухает, а потом жрешь и ложишься спать, а не воешь ночью от голода. Впрочем, не хочешь – можешь не есть. Мне больше достанется.

– Да ну, ладно тебе, не сердись. Просто откуда ты знаешь, что их можно есть?

Я пожал плечами.

– Просто знаю, и все. То есть, я сначала не знал, а потом шел по лесу, споткнулся о такой вот корень, и тут – бац – знаю, что на вкус они как грибы.

– А разве такое бывает?

– Бывает… Со мной бывает.

Серые глаза Симона от удивления стали еще больше.

– Понимаешь, если тебя треснуть по башке чем-то очень тяжелым, но ты после этого ноги не протянешь, то может случиться так, что через эту самую трещину в голове все твои воспоминания поразбегаются, - попытался объяснить я.

– Вот это, наверное, и случилось со мной. Но иногда я что-то знаю наверняка, даже если никогда раньше мне не доводилось об этом слышать. Наверное, это потихоньку возвращаемся память… Хотя и в этом я не уверен.

– А кто же тебя это… Ну, стукнул по башке? Ты его помнишь?

Я покачал головой.

– Нет. Но надеюсь, что обязательно вспомню когда-нибудь. А может и не вспомню… Какая разница? У меня есть мой сегодняшний день, и чтобы лишить меня и его тоже, желающим придется потрудиться. А то, что прошлое пропало… Что ж, могло быть и хуже. Я мог остаться калекой, или идиотом. Но руки-ноги целы, голова кажись тоже на месте - значит, все в порядке.

– Так ты совсем-совсем ничего не помнишь?

– Совсем… И давай не будем об этом, ладно?

Симон послушно кивнул своей лохматой головой, но уже через минуту на его языке снова вертелось тысяча вопросов.

– А что за девушку ты хочешь разыскать в городе? Она там живет?

– Нет. Это девушка из нашей деревни. То есть… Меня нашли в этой деревне - в Озерке, выходили. Я жил там до сих пор, пока не пришли жрецы Судьбы и не увезли Линсей с собой.

– Жрецы Судьбы? А почему они это сделали?

Огонь уже опал, и я бросил сверху на угли горсть кореньев. Бодрящий, пряный аромат сразу же распространился во все стороны.

– Они решили, что Линсей – какая-то беглая узница, или ведьма, я так полностью и не понял. И они забрали ее, наверно, в тюрьму.

– А она на самом деле…

– Да о чем ты говоришь? – даже такая мысль вызвала у меня возмущение.

– Все время, которое я тут прожил, она вертелась у меня перед носом. Дразнить и издеваться – эт да, эт – сколько хочешь, у нее язык - как осиное жало. Но чтоб ведьма… Она местная, родилась и выросла тут, ее родители живут на холме, у нее куча родственников. И не могла она сбежать ниоткуда, потому что никуда не уезжала из этой своей деревни. Как они могли так перепутать? И какая из Линсей ведьма? Она же тупая, как топорище. Все ее мысли прямо на мордашке написаны. Разве что мордашка эта самая симпатичная, и все…

– А жители деревни что? Засомневались в ней?

– Да какое засомневались! Все как один уверены, что это чья-то дурацкая ошибка.

– Так почему же тогда за нее никто не заступился?

Я вздохнул и вытащил из костерка первый корень – этот одуряющий запах съестного уже невозможно было терпеть. Желудок отозвался нетерпеливым ворчанием, когда я с удовольствием вонзил зубы в мягкую терпковатую массу.

– Спроси чего попроще, парень. Этого я и сам не понимаю. Они просто стояли и смотрели, как стадо баранов, как ее запихивают в арбу и увозят.

– Даже ее родители?

– А еще братья и сестры, и вся деревня в придачу. Жрецы явились как раз во время богослужения. И все деревенские просто стояли и смотрели.

– А где был ты?

– Я немного опоздал… Ну, проспал я.… Может, потому что мне жутко не хотелось туда идти. Все эти песни-завывания, гимны-восхваляния… Да и петь я сосем не умею. А когда узнал, то было уже поздно.

– И ты бросился за ними в погоню? И тебя отпустили из деревни?

– Угу, и благословили в придачу… Просто сам взял и ушел.

– Ты ее, наверное, очень любишь…

От таких слов глаза у меня полезли на лоб, и я едва не подавился недожеваным корнем.

– С чего это ты решил, что я ее люблю? Да я терпеть ее не могу! Скорее даже ненавижу. Она вечно прыгала перед глазами, как надоедливая мошка, стараясь побольнее укусить. Вот уж за кем бы я не плакал, окажись она и вправду какой-то там отступницей.

– Тогда зачем ты идешь за ней? Зачем ты идешь ее спасать, рискуешь, самовольно уходя из деревни. Ты же даже толком не знаешь, где искать ее. Зачем она тебе?