– - Надо, чтобы были не жареные.

– - Там одна старая учительница семечками торгует: попросим, она принесет не жареных. Выпусти синичку, чего ей в клетке сидеть.

– - Сейчас выпущу, только ты к ней сразу не лезь, она чужих боится.

– - Послушай, что я придумал про твою птицу. -- Нагнувшись к клетке, Богдан серьезно прочитал:

Птичка-однокрылка

в клеточке живет,

в поле не летает,

песен не поет...

– - Ну как?

– - Здорово! -- сказал Роман. Ему и в самом деле понравилось.

– - Мне тоже понравилось, -- кивнул Богдан. -- А знаешь, та учительница, что семечками у метро торгует, мне говорила, что мои стишки под Есенина. Это такой поэт, как у нас на Украине был Тарас Шевченко.

Щелкнул замок, и дверь открылась. Кузьма поставил на стол чашки с кашей и хлебом.

– - Ешьте, -- сказал он и, зевнув, вышел, опять закрыв дверь на замок.

– - Ты глянь, -- повеселевшим голосом сказал Богдан, -- еду раньше принес. Это он, наверное, тебя испугался? Давай есть: это твоя чашка, а это моя -- понял?

34

Поужинав, Роман лег на койку. Он думал, что сразу уснет, уж так намаялся, но спать расхотелось. Как же все круто изменилось в жизни! Ведь совсем недавно было как у людей: мать, отец, квартира, школа. И вот все рухнуло. Жгла обида на дикую несправедливость: ну почему он должен быть здесь -- рядом с кладбищем? Почему бабка выгнала? Ромка понимал, что просто так мать пропасть не могла. Эти и другие вопросы мучили, будоражили, сердили...

У соседа жизнь тоже не мед. Растянувшись на койке, Богдан уставился в потолок и не шелохнется. Из-за больной руки лежать может лишь на спине или левом боку. Куртку снял и бросил на ноги. Кажется, наговорился, а ведь только что рта не закрывал. Всем от него досталось, особенно предкам -- чехвостил злыми стишками почем зря: отец -- идиот, мать -- идиотка. Надо же додуматься! Перед тем как лечь, Богдан признался, что в Москву приехал один, а мать осталась в Донецке, где пьет и мужчин к себе водит. Ему все это осточертело, потому и уехал искать отца. По старым адресам не нашел и теперь вот скитается где попало. Жить у братьев противно, но куда деться? Кузя -- ничего, хоть не лупит, а Илья -- бешеный, бьет чем попадя. Позавчера снова заявил: я, мол, калеку из тебя сделаю, им, калекам, бросают больше.

– - Слушай, Богдан, а отец-то твой, может, и ничего? Ну, не такой уж плохой, -- нарушил молчание Роман.

– - Я его только на фотографии видел, -- вздохнул сосед. -- Мать сказывала, что был красивый и сильный. Я говорит, на него похож.

– - Конечно, похож, -- согласился Роман. Ему чуть легче стало, от того, что не у одного него в жизни все плохо, есть и похуже живут. Чего хорошего у Богдана? Мать пьет, отца сроду не знал. Отец Романа никуда не убежал, любит его. Вот как найдет, уж тогда никто не обидит.

– - А с тобой что? -- прервал его мысли Богдан.

– - Паршиво, иначе как бы тут оказался? Но меня отец любит, только бабка мешает. -- О матери смолчал, сам не во всем разобрался. Вспомнив про бабку, опять начал злиться: это она все подстроила! Сел на койку, огляделся. До того все противно и гадко, но ведь не убежишь: дверь на замке и решетка на окне. Надо с Богданом обговорить, тот наверняка найдет выход, а может, и вместе с ним убежит. Вдвоем-то веселей, да и не так боязно.

Дома бабка за каждым шагом следила и никуда кроме как в туалет одного не отпускала. И тут тоже под замком, а туалета вообще нет. Вот новость, как же без туалета? Ему вдруг захотелось "по-легкому". Спросил: -- А где, собственно, туалет?

– - Пописать можно в ведро, во-он у двери стоит, -- пояснил Богдан, -- подходи и "пис-пис".

– - В ведро?! -- удивился Ромка. -- Странно, очень странно!

– - Ну не на пол же! -- фыркнул Богдан. -- Уж лучше в ведро, чем на пол. -- И тут же чесанул стишками: -- Ромка писать захотел, а ведерко не узрел. Ха-ха! -- засмеялся довольно.

– - Чего ж тут смешного? -- шмыгнул носом Ромка. Его, как назло, уже подпирало. Встал, подошел к ведру и, отвернувшись, со стеснением справил нужду. Думал, что Богдан станет подкалывать, однако тот промолчал.

– - Ну а если... -- Говорить, что "если", Роман не стал, но Богдан сразу понял.

– - Тогда придется дубасить по стене и просить, чтобы кто-то из Кузильев открыл дверь и за ручку сводил в туалет.

– - Кого-кого просить? -- вытаращил глаза Роман.

– - "Кузильев". Кузя и Илья -- дошло?

– - В общем, да. А в туалет, значит, только за ручку?

– - И никак иначе. Да ты не горюй, ходить ночью по туалетам нам с тобой вряд ли придется: живот-то пустой. Хотя, может, при тебе кормить лучше станут?

"Богдан прав", -- подумал Роман, но в окошко на туалет с покосившейся дверью все же поглядел. -- Чего об этом-то еще голову ломать. Молча слушал Богдана: тот многое повидал и его так интересно слушать! Что, если б его не было и пришлось торчать в этой комнате с зарешеченным окном одному? Нет, даже представить невозможно, он бы умер с тоски. Вдвоем же что-нибудь обязательно придумают.

А Богдан рассказывал, как из Донецка добрался до Москвы. Было непросто, но добрался, потому как к людям подход находил. "Подвези, дяденька, отстал я, а мама с папой ищут и плачут..." Не отказывали, да еще и едой делились. Богдан сказал, что так можно добраться куда угодно.