Ренн внимательно наблюдал за Кейтоном, стараясь лучше понять Энселма. Как врага такого человека стоило страшиться, особенно из-за малоприятной привычки никогда не забывать причинённую ему боль: когда спрятанные и подавленные чувства проступали, Кейтон пугал Ренна. Язвительность, извращённый юмор, навязчивые идеи - он видел всё это в Кейтоне, но его собственные уравновешенность и хладнокровие тянулись к непредсказуемости и чёрной магии Энселма, ибо иррационально сочетались в Кейтоне с искрящимся остроумием, богатством мыслей, временами - с шармом и непринужденностью.

Альберт видел и вовсе потаённое, особенно страстную чувственность, едва сдерживаемую волей, но не считал Кейтона развращенным. Райс и Камэрон, с коими он познакомился в Лондоне, были пошлы и циничны, распущены и лишены брезгливости, но Энселм, хоть и проводил с ними время, как казалось Ренну, вовсе не был похож на них. Он никогда не ронял скабрезностей, не любил низменных шуток, предпочитал вообще не заговаривать на темы любовные.

Симпатия и восхищение заставляли Ренна искать дружбы Кейтона. Но увы... Нельзя сказать, чтобы Кейтон отторгал его, но дружелюбие его было холодно и лишено доверительности. Альберт не мог понять, почему ему не удаётся пробиться через броню этой отстранённости: он был внимателен к Энселму, старался даже случайно не задеть его самолюбия, всегда был готов помочь и временами откровенно льстил ему - но ничего не помогало.

Произошедшее в его гостиной подлинно взбесило Ренна: это была не только обида Кейтона, но и оплеуха ему самому. Он знал, сколь раним Энселм, и какие спазмы боли и пароксизмы злости может вызвать это пустое происшествие. Кейтон болезненно реагировал бы и на оскорбление, нанесённое ему без свидетелей, токмо ли паче - при всех! Ренн морщился, думая, что тот может теперь начать избегать и его самого, и едва ли примет его приглашение: ему будет неприятно видеть людей, ставших свидетелями его унижения.

Мисс Эбигейл искренне порадовала мистера Ренна своим заботливым вниманием к его другу. Кузина нравилась Альберту: в ней было много здравого смысла. Щедрая и приветливая, мисс Сомервилл воспринимала жизнь как-то безоблачно и вдохновенно, он всегда чувствовал в ней одухотворенную возвышенность и тягу к иррациональному. Ренн не был, однако, увлечён: не боялся умных женщин, но Эбигейл казалась ему слишком сложной. Он знал, что она способна на сопереживание, но её внимание к Кейтону сначала даже обеспокоило: Ренн боялся, что именно сочувствие унизит того ещё больше. Но согласие Кейтона поехать с ними на пикник чуть успокоило Альберта. Чёрт бы побрал эту Джоан! Ну что стоило этой бестактной дурочке зайти на час раньше?

Ренну нужно было навестить двух родственниц, и он направился в Бювет, про себя продолжая досадовать на случившееся. Девицы же, оставшись втроём, чувствовали себя немногим лучше Альберта, и только мисс Хилл поддерживало сознание её правоты.

– Говорила я вам, что с Джоан нужно наконец поговорить серьёзно! А вы все убеждены, что вразумление ей свалится с неба! Я сейчас же пойду к ней. Ведь ещё не поздно? Тут всего два квартала. Вы со мной?

Эбигейл покачала головой.

– Джоан плохо относится ко мне, и едва ли воспримет мои слова. Сходите вдвоём.

Рейчел состроила недовольную гримаску, но, тяжело вздохнув, кивнула.

– Хорошо, но я сделаю это просто для очистки совести. Я выскажусь - и мне не в чем будет себя упрекнуть.

Мисс Сомервилл остановила её.

– Так нельзя, Рейчел. Человек услышит твои слова, только если поймёт, что ты говоришь с любовью к нему. Слова любви и заботы человек слышит, но слова упрека и вразумления без любви кажутся ему обидой и оскорблением. Говори не для очистки совести, но из любви к ней. Поймите, она имеет право на сочувствие и жалость.

Мисс Ренн выслушала подругу молча, но Мелани Хилл заметила:

– В сочувствии и жалости скоро будут нуждаться все, кто вынужден терпеть её общество.

Мисс Ренн заметила, что эти слова огорчили Эбигейл, и проронила:

– Хорошо, Эбигейл, я понимаю тебя. Давай, Мелани, по-апостольски "облекшись в броню веры и любви и в шлем надежды спасения", - улыбнулась она, - пойдем проповедовать заблудшей моральные прописи.

Мисс Хилл с улыбкой кивнула, но Эбигейл только покачала головой. Ей не нравился настрой подруг, но она полагала, что должно попытаться вразумить Джоан. То, что произошло только что в гостиной, задело её, пожалуй, не меньше, чем мистера Кейтона. Она не могла не увидеть чужой боли, побелевшее лицо же мистера Кейтона и его погасшие глаза говорили, на её взгляд, о сильных и глубоких переживаниях. Ей было жаль его. Впрочем, ей было жаль и мисс Вейзи. От тетки Эбигейл знала, что мать Джоан вышла замуж совсем молоденькой, когда ей не было ещё и семнадцати. Брак оказался неудачным, а потом молодой офицер, отец Джоан, погиб. Вдова столь ревностно пыталась найти второго мужа, что заниматься дочерью ей было некогда. Джоан поселили в доме двоюродного брата её матери. Именно туда несколько лет спустя пришло роковое известие о смерти миссис Вейзи - она умерла тридцати лет от болезни желудка. Джоан осталась в доме дяди - человека пустого и порядком вульгарного, а так как других воспитателей у неё отродясь не было, она усвоила от него взгляды и манеры, которые теперь столь портили её репутацию в обществе. Эбигейл считала, что Джоан просто не повезло: имей она в детстве хороших учителей и занимайся мать её воспитанием - она могла бы стать другим человеком. Правда, сталкиваясь с мисс Вейзи в свете, Эбигейл замечала в ней не только невежество, пустоту и тщеславие, но и зависть, и откровенное пренебрежение чувствами других людей, но упорно пыталась уверить себя, что и это - следствие её сиротства и обделённости в ранней юности хорошими советчиками и добрыми примерами.

Мисс Хилл и мисс Ренн не были столь добры, полагая, что Джоан давно вышла из отрочества, и если в детстве она могла чего-то не понимать, то им было непонятно, что мешает мисс Вейзи поумнеть сегодня? Девицы обсудили, где лучше найти мисс Вейзи, и решили, что поговорить проще всего в парке, где не будет опекуна Джоан и лишних свидетелей. Никаких увеселений на этот вечер в свете не намечалось, и Рейчел, украсившая себя новой шляпкой, и Мелани, вынужденная надеть старую, направились на Камден-роуд, где жила Джоан, полагая, что она уже дома.