– Вы при искушении так и делаете?

Отец Дюран улыбнулся.

– Я - нет, - уточнил он, - когда мне было столько же лет, сколько тебе сейчас, моим педагогом был отец Энрико Гинацци, человек суровый и аскетичный. Я был субтильным юношей, застенчивым, несколько сдержанным, трепетно боготворил Богородицу, был членом Мариинского братства. Когда я в третий раз на исповеди признался отцу Гинацци в покушении на собственную плоть - ему это надоело. Он, дело было после вечерни, втолкнул меня в храме в ризницу и приказал раздеться. Потом впихнул в алтарь, поставил на колени перед Мадонной и велел делать то, в чем я каялся только что...

Потье примёрз к ступени лестницы, на которой сидел. Боялся вздохнуть или поднять глаза на отца Дюрана. Наконец отважился тихо спросить:

– И что вы?

– А ничего, - рассмеялся отец Даниэль, - я помню, как налились свинцовой тяжестью руки, как жаром вспыхнуло тело, вокруг закружились стены, потемнело в глазах. Очнулся в лазарете.

– Он... он просто изверг, это ваш учитель... Он...

– Человек необычайной силы духа и несгибаемой воли, Гастон. Семь дней он не отходил от моей постели, в ознобе меня укрывала его рука, в жару его руки увлажняли мое лицо. Когда я поднялся, при одной мысли о возможности греха меня замораживало. Поэтому, малыш, мои искушения теперь несколько разнятся с твоими. Кстати, Ораса де Шалона, мы учились вместе, он такому не подвергал. Гораций был холоден и искушался редко, - пояснил он, - но грешил иным - куда более страшным грехом. Отец Энрико заставлял его снимать куртку, привязывал за обе руки к перекладине на яслях, и стегал розгами - до первого стона, как он говорил. Я недоумевал тогда - зачем, ведь Орас не злоупотреблял недолжным осязанием, но потом понял учителя. Гораций был страшно горд - и никогда бы не застонал под розгой, и потому экзекуция прекращалась, когда отец Гинацци видел, что продолжение просто лишит его сознания. Это была борьба воль и борьба с гордыней Ораса...

– И отец Гораций не сломался?
– Потье восторженно уставился на отца Дюрана.

– Под розгами-то? Нет. Но это была, пойми, совсем не благая сила. Это закоснение в гордыне, сила дьявола была в нём. Он считал себя сильнее всех, остальных почитая ничтожными...

Улыбка сползла с лица Гастона.

– Но я никогда не замечал в нём такого... Он мудрый, благородный и добрый...

Отец Дюран согласно кивнул.

– Да, Господь помог отцу Горацию, сокрушив гордыню его и обратив его сердце и душу к Себе. Вся семья Ораса, а его отец и брат были дружны с Кремьё, Ледрю-Ролленом и Флоконом, погибли во время беспорядков сорок восьмого года, причём, было понятно, что с ними просто свели счеты, пользуясь тогдашней суматохой. Это убило Ораса, но, по благородству души, не породило в нём греховных помыслов о мести. Гибель семьи сломала его гордыню, а смерть любимой обрушила в прах все, чем он дорожил. Тогда я - единственный раз в жизни - слышал его плач. Он рыдал на плече отца Гинацци, и тот сумел утешить его в непомерной скорби. Как единственный, кроме матери, оставшийся в живых представитель семьи, Гораций оказался весьма богат, но - вступил в орден и принял монашество. Так, скорбями Господь вразумляет и исцеляет нас, малыш, и потому никогда не бойся страданий - ни плоти, ни души...

Гастон задумался. Его пленяла и подкупала искренность учителя, и он осмелился спросить:

– А вас Господь тоже смирил и привёл к себе жизненными скорбями?

– Нет, скорбями Господь вразумляет строптивых, я же был склонен впадать в другие прегрешения, - рассмеялся Дюран, потому Господь лишь укреплял меня в искушениях, вразумлял, делая свидетелем тех жизненных ситуаций, которые происходили с моими друзьями, ими Бог наставлял меня. В том числе меня вразумило и случившееся с Горацием...

Потье не спал после этого разговора всю ночь.

...Но то, что Гастон услышал только что от Дамьена - неожиданно разозлило его. Значит, ему отец Гораций, аскет и стоик, читает нотации и насмехается над ним, а де Моро заставляет, как древнего Роланда, вести борьбу со страстями - истинно монашескую? Самого отца Горация учили как спартанца, он столь же сурово вразумляет Дамьена, а ему, значит, молиться посоветовал... Как же это? Стало быть, он ... А что он? Ну, дал бы он тебе кнут - чтоб ты делал, дурак?

Но, все равно, было в этом что-то неприятное, досадное и обидное. Отец де Шалон показал, что не считает его способным на подвиг духа, как Дамьена. Конечно, сложение у Ворона атлетическое, но причина, Гастон чувствовал это, в ином. Просто отец Гораций не считает его, Гамлета, человеком, способным управлять собой. Вот и всё.

В досаде Гастон помчался в кабинет греческого языка, где отец Гораций, которому удалось поймать в расставленные мышеловки двух мышей, кормил коллегиального кота Амадеуса. Нежданный визит возмущённого Гастона был воспринят отцом-иезуитом с философским спокойствием. Выслушав его, педагог развёл руками. Он не совсем понял суть претензий зарвавшегося нахала, сообщил он. Чего он, собственно говоря, хочет? Будучи не в состоянии справиться с котом, настаивает на поединке с тигром? Дамьен! Причём тут Дамьен? Дамьен по девицам не вздыхает, думает лишь о Господе.

Потье не сдавался. Но почему отец Гораций вообще ничего не сказал ему о способах борьбы с блудной страстью? Почему он узнаёт об этом от отца Дюрана или от Дамьена? Отец Гораций нисколько не затруднился. Как говорил великий Аквинат, человек должен поучаться, хотя бы поучение было написано на стене. Впрочем, это относилось к чистым временам. Сегодня на стенах да на заборах лучше ничего не читать. Это нечистый источник. Но, раз он теперь просвещён сразу из двух - и притом, кристальных ключей, к какому же из них намерен припасть? А главное, хочет ли припадать или по-прежнему намерен грезить о прелестной Дениз? Если да, то ему и кнут не поможет...

Потье вздохнул. Он... постарается. Но почему отец Гораций смеется над ним? 'А почему бы и нет?' Отец де Шалон был спокоен и благодушен. Как сказано мудрыми, то, что нельзя исправить, не стоит и оплакивать. Потом последовало неожиданное распоряжение.

– Принеси шкатулку с письмами. Она ведь там?

– Кто?

– Искушающая тебя безделушка, видимо, подарок девицы. Или ты стащил у неё что-то? Ты каждый вечер открываешь шкатулку - потом не можешь уснуть.

Гастон вздохнул. Он не хотел расставаться с цветком. Но, горестно поморщившись, всё же спустился в спальню, и спустя несколько минут принёс шкатулку отцу де Шалону. Тот снова насмешливо прищурился. 'И что это?' Потье вынул засохший цветок. 'Вот как? Юная кокетка подарила тебе розу?' 'Она не кокетка'. Потье был твёрд. 'Если она приличная особа - ты должен соответствовать своей избраннице, а не развращать себя блудными помыслами. Выброси'