– Любые?
– лицо мальчика засветилось неподдельным восторгом, он даже не скрывал своей радости, ведь мало кто мог похвастаться таким.

– Любые...

– Я смогу зажигать огонь прикосновеньем? И пророчествовать, и останавливать взглядом реки, и излечивать любые хвори, и воскрешать мёртвых, и...

– Да, Адам, - Витольд присел, и сумрак вокруг него, расступившись, явил небольшой круглый стол и два кресла, одно большое и явно старинное для хозяина, второе - простое, но значительно более удобное для гостя.
– Я полагаю, что ты с таким жарким сердцем вполне сможешь всё это, если будешь усерден. Однако есть небольшое препятствие, которое тебе придётся преодолеть.

– Договор?
– немного испуганно пролепетал догадливый ребёнок.
– Я боюсь крови, господин Витольд. И, наверное, мой отец был бы недоволен, если бы я подписал с некромансером договор кровью. Он считает, что это не достойно. Ведь так подписываются только черти, продавая душу. Это было бы немного неудобно для меня. Но, если Вы настаиваете, то, пожалуйста, проколите мне палец сами, я, наверное, не смогу...

– Ах, вот о чём ты подумал!
– засмеялся хозяин Дома так задорно и звонко, будто мальчик действительно сказал нечто удивительно глупое и смешное.
– Нет, дитя, я не требую договоров на крови. Ты и так в моей власти и поручительства от тебя мне не нужны. Ты просто ещё не готов получить знания. Тебе не хватает одного очень важного основания в твоей душе, что будет помогать тебе творить чудеса. Оно не даст тебе дополнительных сил и не поможет открывать новые пласты познания, напротив, оно воздержит тебя и будет всячески препятствовать. Но ты не станешь никем, пока не научишься жить с этим. Я покажу тебе кое-что.

Прямо из темноты потолка спустилось что-то большое и плоское превосходящее в размерах человеческий рост. Его закрывало тяжёлое зелёное полотнище, напоминавшее клок содранной травы, заправленной в темно-оранжевую сетку. Полотно призывно размахивало тяжёлыми краями, но надёжно скрывало таинственный предмет. Мальчик, немного потоптавшись возле стола, сел в пустующее кресло и скромно сложил руки на коленях.

– Тебе не любопытно?

– Если Вы захотите показать мне что-то, Вы покажете, когда пожелаете сами, а если не захотите, то я ничего и не смогу разглядеть.

– Ты прав, Адам. Возможно, твоё обучение для меня будет интересным, - мужчина поудобнее развалился в кресле и даже забросил одну ногу на подлокотник, что было совсем недопустимо и заставило Адама поёжиться.

Витольд изучающее смотрел на собеседника, ловя каждое его движение. Отталкивающее лицо мужчины не выражало ничего, кроме лёгкой улыбки, но сам он едва ли не сочился ехидством:

– Среди вас существует одно суеверие, милое и даже забавное для меня. Вы боитесь зеркал, панически боитесь. Пытаетесь скрывать это, отшучиваться и доказывать своё неверие, но при этом продолжаете отчаянно бояться, даже если не признаёте это. Ваши предки запрещали эту милую безделицу держать в домах. Да разве вас остановят благоразумные предупреждения старшего поколения? Вы принимаете эту отражающую поверхность за дверь в иной мир, мир, где обитают демоны, ваши души или наоборот бездушные двойники вас. Одним словом, за отличное пространство, злостно позволяющее себе копировать ваше собственное. Оно настолько закостенело в пороке подражательства, что смеет скрадывать ваши эмоции, показывать их ярко и вычурненно. Не скрывать и не увиливать, а прямо в глаза показывать то, что стоит пред ним. Ужасно, не так ли? И, разумеется, такой ужасный и непростительный поступок может исходить только от дьявола! Ведь ни один приличный человек, не станет так насылать хулу на себя самого и ближних своих. Словно не делает этого ежесекундно.... С дьяволом всё становится гораздо проще. А всё дьявольское для вас полно силы, ведь не может признать человек такой силы в подобном себе. Сила должна быть дана откуда-то. И, поскольку на Бога пенять решится не каждый, то приплетаете чертовщину. Как это не хорошо для добропорядочных верующих!

Витольд выразительно закатил глаза и благонравно сложил руки на груди, знаменуя собой образец предельного смирения и кротости. От горькой обиды, сжавшей горло, мальчик едва не заплакал. И лишь неимоверная выдержка и природная послушность остерегли его от неразумного замечания в адрес такого недостойного поведения.

– Да только вам мало было скрыть свои страхи под выдумкой, вы отчаянно усердствовали в пороке, плодя демонов, разнося собственную заразу в оба мира. Что вы сделали, во что вы умудрились превратить свою же игрушку?! Только представить себе: беременная не может глянуться в зеркало, потому что дьявол вселиться в её не рождённого ребёнка; девушки могут погибнуть во время гадания, если сквозь зеркало разглядят чёрта; отражение может похитить молодость и душу любителя излишне любоваться собой; незанавешенные зеркала похищают удачу из дома и отражают божьи благодати; при покойнике не открывают зеркал, чтоб дьявол не вселился в труп и тому подобные байки. Бред, порождение забитого сознания! И в это верят, с этим живут. И повсюду дьявол, чёрт, бес. Словно ему больше заняться нечем, как только подкарауливать в зазеркалье жалких людей. Вам что, вам удобно на него пенять. Вы даже не понимаете, что основные бесы здесь не гости Оттуда, а вы сами! Люди с пустой головой и переполненным самомнением просто не могут иначе. Как же им, бедным, вдруг взять и признать, что в них может проснуться обычный разум, что распознаёт в отёкшем лице пьяницу и сластолюбца, замечает жадность и жестокость, схватывает уродство! Вы же сами, пялясь в зеркала, не осознаёте, как глубоко видите себя. Думаете, чёрт уродует ваши лица в отраженьях, делает глаза маслеными и едкими, кривит губы? Это же вы сами, сами такие и есть. И это не дьявол подкрадывается к вам сзади, чтоб огреть, как вы говорите, пыльным мешком по голове, а ваш собственный разум, встрепенувшись, вдруг распознаёт в привычных контурах истину. Да только зачем людям такое озарение? Зачем им видеть себя на самом деле, без прикрас, таких как есть. Им нужна просто картинка, бездушная и, по возможности, притягательная, чтоб не выводила наружу того, что было компактно спрятано в глубинах души от своих и чужих глаз. Порой вы так усердствуете в укрывании себя, что даже не отдаёте себе отчёт, кто вы на самом деле. А зеркало это может, ему это под силу. Вот и мерещатся вам то ожившее отражение, то дьявольские гримасы. Люди просто трусы, они боятся увидеть себя. Создают табу и суеверия, а сами боятся истины. Боятся, что эта истина окажется сильнее их скрытых. Представь, что человек из зеркала более реален, чем ты сам. Сможешь, позволить ему занять своё место?

– Никто моё место занимать не будет, - не удержался от вскрика Адам, испуганный речью хозяина Дома и его бесновато сияющими холодом глазами.
– Я это я, мне душа дана!

– Да?
– ехидная улыбка на лице мужчины выглядела ужасно и от этого ещё более обидно.
– Тогда, может, поклянёшься, что ты всегда одинаков, что от боли лицо твоё не меняется, что радость не заставляет тебя улыбаться, а грусть плакать. Любой человек во страсти меняется до неузнаваемости, при том неузнаваем он, как правило, собой же. Ты уже примерно представляешь, каков ты есть и какова твоя Душа, да только давай, загляни в зеркало. Оттуда на тебя посмотрит другой, оценивающе посмотрит, беспардонно. Посмотрит и увидит тебя. Ведь Душе тоже иногда нужно взглянуть на себя со стороны. И представь, что остаётся в тот момент в теле, пока душа с боку взирает на творение своих страстей. А может оно всегда было там, или, напротив, приходит Оттуда. И кто из вас будет реален в данный момент?

– Я настоящий, - чуть не заплакал ребёнок.

– А сможешь ты в этом убедить меня? Или, скажем, своих братьев. Одной фразы не достаточно: никто не воспротивит тебе говорить. Ты должен доказать это себе самому, не голословным утверждением и не досужими рассуждениями. Ты должен рискнуть "увидеть" себя. Встать лицом к лицу с самим собой и сделать себя той точкой крепления к жизни, что делает тебя сильнее любых демонов. А главное, демонов своих, что никуда не уйдут и вечно будут терзать тебя. Ты должен "увидеть" их и научиться повелевать ими. Лишь тогда ты сможешь повелевать любыми демонами.

Мальчик испуганно вжался в спинку своего ненадёжного укрытия. Ему уж не казалось такой занимательной и прекрасной затеей становиться учеником некромансера. Всё словно пыталось оттолкнуть его и растерзать. Темнота подползла к самым башмакам и преданно лизнула своим удушливым языком ножку кресла. Колонны-стволы предательски потонули в ней. Звёзды медленно срывались с потолка и с пронзительным шипением гасли в лужах. Хозяин вроде улыбался, но его улыбка не делала лицо добрым или злым, она была никакой и потому никому не предназначалась. И лишь загадочный предмет под покрывалом как прежде висел, призывно развевая своими уже не кажущимися красивыми зёлёными крыльями.