– Ты не желаешь, просить меня открыть перед тобой зеркало и помочь тебе увидеть в нём Истину. Ты не способен довериться мне.

Адам вдруг побелел, сравнявшись с волосами хозяина в цвете. Пока длилось странное молчание, он как раз думал о том, что некромансер хочет его запугать и подучить какой-нибудь ужасной лжи, потому что постоянно говорит отвратительные вещи и хулит своими словами честных людей. Хозяину, конечно же, нужно обмануть его, Адама, заверить в правдивости увиденного и услышанного, чтобы тот забыл наставления родителей и мудрых священников. Всем же известно, что только они могут правильно ответить на любой вопрос и всё растолковать!

– Тебе придётся верить мне. Я не стану заставлять тебя и подожду, пока ты сам это поймёшь. Сейчас же не утруждай себя таким тяжёлым выбором, ты не сможешь его правильно сделать.

Медленно поднявшись, Витольд подошёл к зеркалу, и покровы при его приближении затрепетали с невиданной силой, словно ураган сдирал их безумными ветрами да грозовыми раскатами. Почудилось на миг Адаму, что он даже увидел блистающие молнии в глубинах необъятного зала. Лишь стоило хозяину Дома прижаться лбом к трепещущей раме, и покровы сникли и мутной вагой вязко сползли на пол, застыв у ног мужчины студенистой лужей горячей грязи.

– Подойди, Адам, - Витольд протянул мальчику руку.

На негнущихся ногах послушный ребёнок приблизился к грозному учителю и солевым столбом застыл перед предательски пустым зеркалом. Он был столь напуган и взволнован, что не успел даже глянуть, как же отражается сам хозяин в коварном стекле. Словно специально, Витольд стоял сбоку, и ни пяди его тела не могла отразиться или не отразиться на ровной блестящей глади. Да Адама сейчас и не столько это занимало. Все его мысли растерянно метались в голове, охваченные томительным предвкушением чего-то ужасного.

– Не бойся, дитя, я дам тебе, как говорил ранее, то, что необходимо для настоящих чудес. Душа твоя в смятении, но не стоит так сильно тревожить её. Просто смотри перед собой...

Меж тем испуганная звёздочка, искрясь, спряталась под кресло, погрузив зал в такой густой сумрак, что лёгкое сиянье зеркала казалось сотней свечей, а силуэт хозяина приводил в священный ужас чего-то запредельного. Темнота услужливо налетела со всех сторон и сжала ноги несчастного мальчика, скользя холодом своей непроницаемости.

– ... смотри внимательно, ибо я отделю твердь твою от влаги.

И озарил свет нетварный мрачную фигуру мужчины, пресытив её сиянием северной звезды, покрыв обжигающим холодом необъятного таинства, словно и не было в мире ничего боле: лишь он и свет его, его власть. Не было слов в его заклятии, не было пасов в его танце. Витольд просто смотрел на Адама, и вид его один был сильнее ужаснейшего из чародейств. Дитя человеческое невольно сжалось от бессильного страха в миг охватившего всё естество его. Волна ледяной дрожи, мучительно медленно поднимавшаяся от окоченевших щиколоток к курчавой макушке, сменилась дьявольским жаром, рвущимся сквозь тело, мечущимся под кожей, продирающим горло в немом крике отчаянья. Судороги душащим корневищем вцепились в измученное тело и страстным объятьем выжали последние крохи. Бесплотный дух удивлённо воззрился на скорчившуюся плоть у ног хозяина Дома. От гибкой руки Витольда, приветственно протянутой навстречу, бесплотное зыбкое марево сперва надрывно отшатнулось, но, распознав, преданно прильнуло к бесцветной коже. Длинные пальцы неспешно проскользили вдоль духа, с повелительной лаской успокаивая и заставляя трепетать от прикосновений. Витольд сделал резкий рывок, схватил марево за загривок и силой швырнул об стекло. Испуганно ударившись о зеркальную гладь, дух отскочил и с разгону врезался в укутанное болью тело.

Адам вздохнул неуверенно, осторожно, вспоминая постепенно как необходимо дышать. Было легко и просторно на сердце, но щемящее чувство досады и непривычной нерешительности не покидало его, вводило в смущение. Мальчик тяжело поднялся на четвереньки - тьма вперемешку с водой и грязью стекала с него, не оставляя следа на одежде и коже. Встать на ноги было значительно тяжелее. Мешало затаившееся аспидом воспоминание об удушающем взгляде хозяина Дома и смутное чувство, что за ним внимательно следит что-то неизведанное, а посему пугающее. Не сразу удалось ему подняться, распрямить спину и осторожно приоткрыть глаза.

– Что произошло?
– тяжело и плаксиво спросил Адам, рассматривая свои трясущиеся от пережитого страха пальцы.

– Ты умер, - холодно и жёстко ответил некромансер; слова его казались сухими и царапающими, поэтому и произносил их мужчина с таким чувством, словно они ранили его.
– Я сделал это раньше, чем хотел. Но, раз ты сам решил учиться у меня, полагаю, не стоило ждать годы, прежде чем в твоей жизни исполниться задуманное. Нельзя же владеть силой, не владея вместилищем её. А осознать и почувствовать в себе это вместилище можно, лишь пошатнув его. Чтобы ощутить душу, вам нужно заставить её трепетать и биться, ещё лучше мучиться. Так вы можете находить в ней потаённые уголки и складки. Ты даже представить не можешь, какие истерзанные души у стариков. Они ужасны. Но не беспокойся, твоя душа осталась почти прежней. Я всего лишь выделил в ней То, что ты должен был сам увидеть со временем. Люди вообще редко замечают в себе Это, они просто не могут и не хотят обнаружить в себе всю бездну и посмотреть себе в глаза. Хочешь, я могу рассказать, как Это обнаруживается обычно?

Мальчик никак не мог прийти в себя. Боль не мучила его, даже не напоминала отдалённым нытьём мышц или изнеможением. Только всё вокруг было не так: темнота впереди, словно прокисшее молоко, сбивалась хлопьями; звёздочка расплылась большеглазым мотыльком; шепотки со всех сторон звенели комариным гулом. Голос хозяина больно ранил своим безразличием. Адаму хотелось кричать и выть, звать на помощь и бессильно плакать от ужаса. Он просто вдруг ощутил, что что-то в нём изменилось, пошло не так и само уже изменение было ему противно. Гнев, ярость и отчаянье, вот что владело сейчас его маленькой душой, а не смысл слов хозяина Дома.