– Да, именно за это я его и избил. Он не давал мне списать, и я жутко разозлился. Я злой, жестокий, неуравновешенный, будущий зек, если хотите. Наказывайте меня по всей строгости, - добавил я. – Одна только просьба – мать не теребите.

– Ну вот, вот, видите! – восторжествовала Шпиготская. – Он последний поддонок!

– Ты врёшь, Кирилл, - покачала головой проницательная Лебедева. – Ты зачем-то оговариваешь себя…

– Нет, - твёрдо возразил я. – Я не сделал домашку, попросил у него списать. А он мне такой: «Кирилл, это нечестно, ты должен сам делать домашние задания». Ох, как же меня разозлили эти слова! Я стал его просить, ведь я просто пропадал без домашней, а он нет и нет…

– Ну да, - усмехнулась Вамилиса. – У вас вообще-то последний урок был. Труды. По какому предмету тебе нужна была домашняя?

Упс!

– По алгебре. На завтра, - нашёлся я.

Она, наверное, не отстала бы от меня, но тут приехали полицейские. Оба в форме, все честь по чести. Один был до такой степени рыжий, что его цвет волос казался красным. Крашеный, что ли? Второй – с кудрявыми темными волосами. Чем-то он смахивал на нерусского. Они назвали фамилии, но я не запомнил.

Выслушав сбивчивый рассказ классной, дополненный охами и ахами Шпиготской, медноволосый заявил:

– Мальчик должен поехать с нами.

– Как? – удивилась директор. – Куда?

– Не куда, а к кому. Парня уже ждёт уполномоченный по делам несовершеннолетних, - пояснил напарник рыжего. – Побеседовать с ним надо.

– Я его одного не отпущу, - заявила Василиса. – Что ещё за новости?

– Сами посудите, зачем вам это надо? – спросил полицейский, устало глядя на неё блёклыми голубыми глазами. – У вас работа, а там неизвестно сколько ждать придется. Вы же все-таки не с какими-то дядями его отпускаете. Мы полицейские, как-никак.

– Ничего мы с ним не сделаем, - добавил второй, мистер Нестриженая Шевелюра. – Заполним необходимые документы и отпустим. Отделение наше на улице Дружбы, это буквально в двух шагах. Добежит уж ваш Кирилл до дома.

– Как будешь дома, позвони Ольге Алексеевне! – велела мне директриса на прощанье.

Обязательно. Только класснухе нашей я не звонил!

– Вы так над ним хлопочете, как будто мы его съедим, - проворчал рыжий, надевая фуражку.

В общем-то, они были ничего. Обычные полицейские, выполняющие свою работу. В любом случае, уж лучше с ними, чем слушать вопли Шпиготской. Диманова мать даже с нами поехать порывалась, чтобы заявление на меня накатать. Слава богу, медноволосый сказал, что её присутствие пока не требуется, и что с ней свяжутся. Надеюсь, надолго они меня не задержат. Я должен попасть домой как можно раньше, чтобы объясниться с матерью.

Машину они припарковали в тупике за школой. Новенький фольксваген по самое не хочу был заляпан грязью. Даже цвет тяжело разобрать – то ли белый, то ли серебристый. Скорее всего – последнее.

На мгновение меня посетило что-то вроде флешбека, странная судорога свела пальцы и в мозгу загорелась ярко-красная лампочка.

«Не садись в эту машину, не садись», - зашептал женский голос, а я вспомнил свой ночной кошмар.

Правда, кошмар, который случился со мной днём, был всё-таки покруче.

Прикидывая диспозицию, я быстренько оглянулся по сторонам.

Фолькс припаркован в тупике – это плохо. Две глухие стенки и забор… Забор – это хорошо. Перемахнуть через него – и я на территории родной школы. За углом разгружается у заднего входа грузовик с продуктами. Раз, два – я уже в столовке. Пробежать мимо изумлённо-рассерженных поварих труда не составит. А потом – пара секунд, и я на выходе. Там уже все – ушёл.

– Запустили-с вы, однако, автомобиль, Гармоген Галактионович, - услышал я внезапно, и обалдело огляделся по сторонам.

Видимо, я так увлёкся обдумыванием плана побега, что не заметил, как сел в машину, и как мы тронулись. Ну да, оно и к лучшему – если бы я сбежал от ментов, было б хуже во сто крат. Мне теперь вообще нельзя с ними отношения портить.

– Машину мыть не надо, Агафон Аристархович, - произнёс рыжий мягче мягкого. – Люблю, когда грязно.

Гармоген Галактионович, Агафон Аристархович…

Стопе.

И вовсе они не в полицейской форме, а в каких-то допотопных шмотках. У ражего на голове котелок, как у Эркюля Пуаро, только у того в фильме новенький был, а у рыжего – потёртый. На чернявом клетчатый берет с красным помпоном.

Красная кожа сиденья издаёт скрип при каждом движении.

– Вот так-так! – не слишком натурально удивился чернявый. – Столько лет вас, милейший, знаю, но и не подозревал о подобной страсти.

Медноволосый вёл машину вовсе не на улицу Дружбы, а куда-то за город.

Солнце сияло очень ярко для осеннего дня, но этот свет был обманчивым. Лишь мелькнули скособоченные многоэтажки Заводского района, началась просека, и солнце скрылось.

– Сам не подозревал. До вчерашнего дня, - доверительно сообщил рыжий.