Мануэль покачал головой:

– Тогда в игру вмешается полиция. Ты ничего не соображаешь. Трупов быть не должно! До сих пор по моему плану полиция не входила в игру. Отец отдает нам деньги, и мы исчезаем. Никаких копов. А если мы уберем Аниту, что ты станешь делать с трупом? Мы уезжаем с этим человеком и предупреждаем его жену, чтобы она держала язык за зубами. В противном случае мы его убьем. Никто не будет знать, что происходит. Садимся в бот и отплываем. Но если убить Аниту, мы погорим. Понял?

Фуентес своим жалким умишком пытался понять, что ему сказал Мануэль, однако он не мог думать ни о чем, кроме как о миллионе долларов, который он скоро будет иметь. Он заставил себя думать и с хитрой улыбкой, появившейся на его лице, спросил:

– Разве это такая уж проблема? Мы все поднимемся на борт, а когда будем в море, перережу ей горло, и она отправится к акулам.

Мануэль наклонился вперед и стал отстукивать толстыми пальцами по столу, словно произносил по буквам каждое слово:

– Это не простая женщина. Каким образом мы заполучим ее на борт без мужа, который находится при смерти, если уже не умер?

Фуентес сдался. Это было нечто, с чем его умишко не мог справиться.

– Что же нам делать? – спросил он. – Ты говоришь, что я не должен ее убивать. Наверняка она не выйдет из отеля без своего слабоумного мужа… Что же нам делать?

Мануэль кивнул:

– Вот в этом и заключается проблема. Пока я ее не решу, нам не видать этих денег.

Он сжал руки в кулаки и с треском опустил их на стол:

– Я должен решить эту проблему!

Фуентес откинулся назад. Это было выше его разумения. Он ждал.

Мануэль, казалось, снова стал разговаривать сам с собой, уставившись в стену поверх головы Фуентеса:

– Я должен ей солгать. Снова ложь и ложь. Необходимо получить эти деньги. С ними я изменю всю свою жизнь! Я должен солгать ей. Я должен заставить ее поверить, что она получит своего мужа. Я должен усыпить ее бдительность, пока она не поднимется на борт судна.

Да, ты прав, дружище. Только тогда, если она станет помехой, узнав, что не получит своего мужа, я предоставлю ее в твое распоряжение.

Он обхватил руками свою лысую голову и простонал:

– Мои соотечественники доверяют мне. Она тоже. Если я так поступлю, я больше не буду хозяином своего слова. Много лет я вел честную жизнь и всегда держал свое слово.

Пока Фуентес слушал причитания Мануэля, в его мелкий, но хитрый умишко неожиданно закралась страшная мысль.

Если этот человек слова отошел от правды и может предать одного из своих соотечественников, как можно быть уверенным в том, что он получит свой миллион, который обещал ему этот хозяин своего слова? Допустим, он прикажет ему убить Аниту, когда они окажутся на борту с пятью миллионами. Закончится ли все на этом? Не решит ли этот «правдолюбец», что пять миллионов лучше, чем четыре? А вдруг он и его отправит следом за Анитой кормить акул?

Фуентес почувствовал, как мурашки побежали по всему телу от страха.

Мануэль не смотрел на него, теперь он разглядывал свои огромные руки.

– Это единственное решение. Я должен солгать ей, – бормотал он. – Может быть, Господь простит меня.

В отвратительном настроении детектив первого класса Том Лепски сидел за столом в дежурном отделении управления полиции Парадиз– Сити, он просматривал сводку происшествий по городу за прошедшую ночь и ворчал. Его скверное настроение было вызвано спором с женой, спором, в котором он, как всегда, потерпел поражение.

Лепски любил поспать. Поэтому он всегда собирался в спешке, чтобы успеть на работу. Однако это его не беспокоило. Он точно до секунды рассчитал время, которое ему необходимо, чтобы вовремя примчаться в управление.

Но ничто он не любил так сильно, как свой завтрак: три яйца, поджаренный бекон, тосты, джем и кофе. В 7.15 Кэрол вставала, шла на кухню и готовила ему завтрак, пока Лепски брился, принимал душ и одевался.

В это утро он уже успел надеть сорочку и натягивал брюки, когда его нос конвульсивно задергался. Он не почувствовал привычного аромата поджаренного бекона и не слышал шипения яичницы на сковороде. Озадаченный, он застегнул «молнию» на брюках и направился в кухню. В дверях спальни стояла Кэрол, держа на вилке аппетитный кусок сочной ветчины.

– Привет, солнышко, – сказал Лепски. – А что с моим завтраком?

– Без свежей сорочки не будет никакого завтрака, – отчеканила Кэрол.

– Сорочки? – Лепски удивленно открыл рот. – Что общего между сорочкой и завтраком?

– Ты не надел свежую сорочку, которую я приготовила тебе вчера вечером.

Лепски издал звук, который испугал бы дикую кошку:

– Черт с ней, с этой сорочкой! Давай завтрак!

– Твоя сорочка жутко грязная. Неужели у тебя совсем нет гордости?

– Гордости? При чем здесь, к дьяволу, гордость и как она связана с моим завтраком?