– А ну цыц!
– грозно шикнул я, нахмурив брови. Мальчишка перестал голосить и замер, боясь даже лишний раз моргнуть. Редко сыплющийся с неба снежок смешно посеребрил его смоляные кудряшки: казалось, будто бы в них прокралась седина.
– Ну и что это мы тут делаем?

Мальчишка зажмурился, побледнев еще больше - хотя, казалось, сильней уже некуда - но бесстрашно молчал.

– Кто научил тебя невидимости и неосязаемости?
– сурово продолжил я.

– Сам, - тихонько буркнул он, но я жестко оборвал его, хорошенько тряхнув сжимаемую руку:

– Врешь!

– Дяденька, не вру!
– заголосила малявка, вырываясь.
– В книжках прочитал!

– В каких книжках?
– мой голос угрожающе повысился.

– Я сирота! У ведуньи нашей жил, у нее и книжки были!

– Воровать надоумила тоже она?

– Я не...
– отчаянно краснея, стал оправдываться он, боясь смотреть мне в глаза.

– Просил же - не врать, - строго напомнил я.

– Она умерла по зиме. Теперь ученица ее заправляет, Маська. Она чародейничать не умеет и грамоте не обучена. И меня выгнать хочет. Говорит, или путников обирай, или с голоду помрёшь!
– захлёбываясь от возмущения и обиды, протараторил мальчишка срывающимся голосом. Нос покраснел уже вовсе не от стыда и подозрительно захлюпал.

– Вот уж точно ведьма, - проворчал я.
– И сколько несчастных по твоей воле распрощалось с кошельком?

– Нисколько, - шмыгнул носом он.
– В прошлый раз меня злой господин поймал. И старосте отвел, а тот розог всыпал, - и он поднял на меня наивные детские глаза, в которых забрезжила надежда, будто я могу оказаться Добрым господином и спустить оболтусу шалость. Но, не увидев в моем строгом взгляде ни тени снисхождения, он потупился и грустно закончил: - А больше и не пытался. Только сегодня...

– Про то, кто науськал, говорил?

– Она сказала, что голову мне оторвет, а из сердца декокт сварит, если проболтаюсь!
– смешно коверкая взрослое малопонятное слово, наябедничал мальчишка.

– Врет, - спокойно сказал я.
– Не рискнет с магом связываться, пусть даже маленьким. Тем более не зная, что именно было в книгах.

– Вы меня к старосте не поведете?
– осмелился-таки пискнуть он, смотря на меня щенячьими глазами.

– Не поведу. Но заколдую так, что если украдешь что - тут же умрешь!
– припугнул я. Радость, озарившая было черные бездны глаз, тут же сменилась суеверным ужасом.
– А Маське своей скажи, что если еще тебе угрожать будет - в лягушку трансмутируешь.

– Транс... что?
– жалобно переспросил он, нахмурившись от нового сложного слова.

– Транс-му-ти-ру-ешь.

Он попробовал повторить, но сбился на втором слоге. Мы поразучивали коварное слово пару минут, и совместными усилиями враг был повержен (то есть, наконец, выучен). Но любопытный мальчишка все-таки не удержался:

– А зачем слово такое мудреное? И что это вообще такое?

– "Трансмутирую" - "превращу". А мудреное, чтобы не усомнилась, что можешь.

– Но я не могу, - шепотом, будто по секрету, поделился мальчик.

– А это неважно. Главное, чтобы она поверила. А науки и "мудреных слов" безграмотные больше заклинаний боятся, - так же заговорщицки поведал я и подмигнул.

– А я правда-правда умру, если украсть попробую?

Шепот приобрел взволнованно-испуганные тона.

– Правда, - я сурово кивнул и прибавил.
– Как в Торлиссе: за кражу с применением магии - голову с плеч!
– и выразительно стукнул кулаком по раскрытой ладони.

Мальчишка нервно сглотнул, но убираться по своим делам отчего-то не торопился, топчась на месте. И вновь зашептал, требовательно дернув меня за рукав:

– А Торлисс - это что?