И вот эта самая чаша сейчас украшала передний дворик посланника дайме! Эта самая чаша, теперь засраная аквариумными петушками и установленная на три булыжника из храма! На три булыжника с барьерными печатями!

– Я его убью, - зло прошипел и направился к особняку. А на вопросы недоумевающих Наруто и Анко я ответил так:

– Это все равно, что мясо жарить на Вечном огне!

В филиале Храма Огня в Конохе тоже было ритуальное вечно горящее пламя, потому мое сравнение поняли и ужаснулись.

Нас просто не пустили на входе привратник и охрана. С большим трудом мне удалось вернуть контроль над собой, чтобы поинтересоваться причиной:

– Почему это он не может принять владельца этих земель?! Он настолько занят?

Обоих охранников в белых доспехах мое КИ пробрало, но они старательно пытались не показывать вида, а вот привратник, бледнея и потея, проблеял:

– Э-э, простите, Умино-сама, но э-э-э, Г-господин наместник не может вас принять. У него очень много дел.

Я уже стал подумывать о том, чтобы убить зарвавшихся слуг, но на их счастье, Анко и Наруто, заметив, что со мной явно что-то не так, поспешно утащили меня оттуда. Вовремя. Обошлось без жертв. Стараясь успокоиться, я удивлялся тому, насколько сильно я стал походить на Ируку. Похоже, здесь, на Каменистом побережье, мне придется быть вдвойне осторожным.

Через пару часов я немного остыл и вернулся за тем, чтобы уточнить, когда же наместник сможет меня принять, Дальше началась чернушная комедия. Потея и вздрагивая от ужаса, привратник передал слова мне наместника дайме о том, что мне назначена встречу только через семь дней. Это какая-то запредельная наглость! Я, глава клана, на территории которого он незаконно возвел свою хату. И он же заставляет меня ждать аудиенцию целую неделю?! Да за осквернение храма моего клана его стоило убить на месте, а не лясы с ним точить!

И снова Анко и Наруто не дали мне всех поубивать. Они прямо местные ангелы-хранители!

И надо же было снова заявиться Пату с Паташоном! Не стесняясь я рыкнул на них, что ничего нового сообщить не могу. Они покивали и пришли на следующий день. И не слезали с меня, теребя по два раза в день. Нет, серьезно, эти люди - злостные самоубийцы!

Целых два дня я был сам не свой и не мог заставить себя забыть эту чашу из храма. У меня руки зудели сделать для Карпа какую-нибудь гадость. Желательно с летальным исходом для него.

На этой почве даже поругался с Наруто и Анкой. Мальчишка тормошил меня, пытаясь вывести из состоянии озлобленной задумчивости, совмещенной с депрессией и жаждой убийства. Девушке это не понравилось. Не то что я злющий, как черт, а то что мелкий хотел меня развеселить!

Они затеяли очередную ссору ни о чем. Ее начало я снова пропустил и обратил внимание на ссорящихся Узумаки и Митараши только тогда, когда они начали ругаться слишком громко и отвлекать меня от рисования взрыв-тегов. Самой удачной идеей мне показалось - взорвать этот дорогой сарай к чертям собачьим!

– Хватит приставать к Ируке!
– удерживала девушка Наруто за руку.

– Я хочу, как лучше!
– безуспешно вырывался блондин.
– Ты вообще ничего не делаешь!

– Ты уже сделал как лучше! Он из-за тебя память потерял!

– А ты его чуть не убила!
– наконец одним гибким движением высвободив руку из захвата, обвиняюще выкрикнул ей в лицо мальчик.

В общем, я сорвался и долбанув рукой по столу, некультурно наорал на обоих. Даже КИ выпустил.

На следующее утро мне было очень стыдно и я, попросив прощения за вчерашнее, предложил всем нам сходить развеяться на море. Пообещал, что покажу кое-что интересное. На роль зрелища был предназначен призыв Дельфинов, которых в Конохе негде было вызвать.

В первый день, когда меня понесло к маяку, на обратном пути я заметил небольшой уединенный пляж под ним, между скал, до которого можно было добраться только по воде или если спуститься с уступа вниз, туда я и направился.

Узумаки пробежал легко, а вот мы с Анко задержались. Она ступала между волн, рискуя замочить не только ноги, но и плащ. Решив погеройствовать на ровном месте, я подхватил Митараши на руки и рванул по гребням на землю. Будь пляж дальше, я бы опростоволосился, потому что сквозь Анко я не видел волн под ногами.

Удивленно ойкнув, она схватилась за мой воротник, а затем рассмеялась, заглядывая в глаза. У Анко сейчас был негромкое, мягкое "ха-ха", словно в противоположность звонкому смеху, который от нее я слышал в театре.