Шрифт:
Не зная, у кого получить ответы, обратилась к серому небу. Поднявшись на парапет беседки, крикнула вдогонку ветру, дующему с моря:
– Почему так несправедливо? Где те, кого мы любим? Где мама, папа? Где мой Ингмар?
Впервые за четыре года назвала его по имени! Мне так захотелось, чтобы он откликнулся!
Набрав в легкие воздуха, громко позвала:
– Ингмар! Ингааа!
Глава 8
Мир – это все, что заключено здесь.
Жизнь, смерть, люди и все остальное, что окружает нас.
Мир необъятен и непостижим.
Мы никогда не сможем понять его.
Мы никогда не разгадаем его тайну.
Поэтому мы должны принимать его таким, как он есть, – чудесной загадкой.
Отдельная реальность Карлос Кастанеда
Открыл глаза. Мутный поначалу свет стал проясняться, появился фокус, предметы надо мной приобрели четкость. Дощатый беленый потолок, лампа, спрятанная под жестяной колпак, лицо девушки в белом платке, склонившееся надо мной.
– Доктор, доктор! Идите сюда скорей! Он очнулся!
– Ну-с, дорогой, как вы себя чувствуете? – прохладная рука доктора на запястье, в другой он держит луковицу часов на цепочке, немного молчит, – Великолепно!
Отпускает мою руку, укладывая на кровать. Мягкое похлопывание по ней, как одобрительный жест.
– Батенька, а вы нас напугали! Но теперь я твердо уверен, что вы поправитесь. Глаша, займись человеком. Еды ему, бульона, ложек пять, не больше.
Сверкнув стеклами очков, доктор вышел.
Мысленно обследовал свое тело. Ничего не болит, только слабость. Попробовал пошевелить руками, ногами, повертел головой – все работает. Что я здесь делаю, почему в больнице?
Оказывается, задал вопрос вслух. Медсестра тут же отозвалась.
– Это госпиталь, – она принесла кружку с чем-то дымящимся и поставила на тумбу. Помогла сесть, взбив подушку и подложив ее под спину. Взяла ложку и набрала в нее немного мутной жидкости.
– Вы поступили неделю назад, сильная контузия. Все это время были без сознания, иногда только имя произносили. Кира.
Послушно сглотнул бульон.
Кира. Сразу появился образ девушки с длинными косами, ее улыбка, взгляд блестящих глаз. Защемило сердце.
Непроизвольно потер грудь, медсестра вскинула глаза:
– Болит?
– Болит. Где я?
– Кенигсберг. Врача позову?
– Нет, не надо, – сделал очередной глоток, – Как я здесь оказался?
– Доставили вместе с другими раненными вашей части.
– Это Германия?
– Да. Отдыхай, милый. Скоро все отдохнем. Война заканчивается.
– Война?
Девушка удивленно посмотрела на меня и пошла за доктором.
Стою в солдатской шинели на вокзале. В руках вещмешок, там документы на имя Боргова Игоря, моего, двадцать пятого года рождения. Дата и месяц тоже совпадают. Теперь я товарищ Боргов. Говорят, поступил с этими документами. Зеркало в госпитале отразило мужчину, в котором с трудом узнал себя. Сначала думал, что из брюнета превратился в блондина, но потом, приглядевшись, понял – это седина. Медсестра Глаша, видя реакцию, сказала, что на моей спине есть застаревшие шрамы, которые вовремя не зашили, поэтому выглядят они ужасно.
Я знаю, как их получил.
Паника, начавшаяся в госпитале, когда осознал, что ничего не понимаю, погашена, благодаря доктору и лекарствам. Осталось ощущение большого обмана. Я обманул или меня обманули? Не важно. Я еду к Кире. Она ждет в нашей беседке у моря, там, где оставил. Она примет меня таким, какой есть. Откуда такая уверенность? Знаю и все. Безоговорочно. Как то, что люблю.
Зашел в привокзальный буфет, молоденькая продавщица улыбнулась:
– Вы, наверное, за кипятком?
– Нет, спасибо. Я хотел спросить, где можно найти машину, хочу доехать до поселка «Старая мельница».
Он задумчиво посмотрела на меня:
– Старая мельница? Впервые слышу такое название. Но я здесь всего год, спросите у милиционера, вон, у второго входа стоит.
Тот проверял документы у мужчины в гражданском. Протянул ему свои бумаги, он же, ознакомившись и вернув их, стал внимательно оглядывать подходящих к вокзалу людей.
– Разрешите спросить, – начал я, решив узнать, существует ли вообще поселок, – как добраться до «Старой мельницы»?
И опять недоумение в глазах.
Я забеспокоился. Неужели поселок больше не существует и никого не осталось?
– Честно говоря, я здесь пару месяцев, и не могу знать. Советую обратиться к сапожнику, за углом его будка. Он из старожилов, может, подскажет, – и занялся следующим человеком, входящим в помещение, – Ваши документы?
Старая будка и не менее старый сапожник выглядели темным пятном на фоне недавно побеленного здания вокзала. Старик прибивал набойку к башмаку, ловко орудуя молотком. Когда я задал вопрос, он выплюнул на ладонь мелкие гвозди, которые зажимал в губах, и недоверчиво посмотрел. В глазах блеснул огонек интереса.