– Они сказали, что я глупая недоучившаяся ведьма, что я отстала от жизни лет на пятьсот или даже на тыщу, не умею читать прошлое людей по их ладоням и воздуху вокруг них и потому соглашаюсь на дела, в которых ничего не смыслю, и беру за них деньги. И даю обещания, которые не могу выполнить. И сама даже не могу понять и оценить, какая я невежественная и тупая. Они много наговорили мне обидного, а потом сказали совсем непонятное… Но я запомнила всё до словечка, у меня же профессиональная память, – она впервые улыбнулась и оттого похорошела.

Оле внимательно посмотрел на нее и тихо попросил:

– Попробуй точно вспомнить, что именно… – и отвернулся от нее, чтобы не смущать своим пристальным взглядом. Страдалица задумалась на минуту, а потом, закрыв глаза, тихо и неуверенно произнесла, как заученное на незнакомом языке заклинание:

– Сейчас Мир людей и Мир духов проходит очередной этап трансформации. Все прошлые связи изменяются или разрушаются. Тот, кто был предком в прошлой жизни, может стать любовником в нынешней, но это нарушение Закона. Древнее колдовство не работает, новое не существует. Знаки Судьбы тоже меняются и искажаются. Если Водопад Ведьм из нашего мира проник в голову человека иного мира, и он его нарисовал, это означает, что наступает время Великого Смешения. В такие времена заклинания удачи и любовные привороты особенно опасны… Та женщина из Осло – его далекая родственница, основательница его рода. Судьбу человека может изменить только Вершитель Судеб, но он соскучился и сейчас развлекается. Дурные времена…

Оле Мортенлин выслушал молодую ведьму и мягко спросил ее:

– Ты, конечно, всё это пересказала Йотте-хромоножке… и что же она посоветовала тебе?

– Она так строго со мной говорила и сказала, что раз я такая неумелая и такая дура, что не могу учиться новому и не могу даже понять, о чем сказали Духи Тинга, то мне надо в ближайшую пятницу бежать к Водопаду и попробовать начать жизнь сначала.

Ведьма шмыгнула носом, и губы ее искривились в беззвучном плаче.

– Ну, ну, прекрати призывать сырость. Грибы в этом году и без тебя уродятся. Продолжай. Оле терпеливо ждал, пока неудачница справится с приступом обиды.

– А еще она сказала, что, может быть, мне выпадет судьба стать матерью пяти поросят или козлят. А я не понимаю, что я сделала плохого и я не хочу прыгать в Водопад, – и молодая ведьма вновь залилась слезами.

Оле Мортенлин пробормотал что-то очень тихо и неразборчиво, улыбнулся, вздохнул и погладил ее по голове.

– Иди домой, милая, и не ходи к Водопаду в эту пятницу. Фру Йотта Свамменхевен пошутила, у нее было плохое настроение. Ты еще научишься помогать людям в их маленьких неприятностях, а уж посылать удачу или менять судьбу человека и впрямь не твое дело…

Пока Оле Мортенлин сидел на камне, тормошил щенков Айки и вспоминал свою встречу с молодой ведьмой, Хильда оделась, приготовила завтрак и пригласила Оле в дом.

Они сели за стол и славно поговорили о разных вещах, не забывая о копченой курице, соленых грибах и жареной картошке. Потом Оле достал свою дощечку, резец и продолжил вырезать узоры, не прекращая разговора с Хильдой.

Пальцы Оле и крепкие загорелые кисти рук работали ловко, красиво и стремительно. Казалось, не они управляют резцом, а сам инструмент тянет и ведет их за собой. И когда появлялась на свет еще одна спелая ягода или нежный лепесток, инструмент замирал, а пальцы любовно гладили, протирали и нежно ласкали поверхность дерева, а потом тоже замирали в восхищении перед совершенством своего творения.

– Как это у вас ловко получается! – Хильда не отрывала глаз от дощечки, на которой уже появился фантастический букет растений.

– Это не только я делаю. Это мой Могакан Гор-цик, – и Оле Мортенлин осторожно и трепетно провел лезвием своего ножика по раскрытой ладони. – Пару лет назад он мне попался на глаза в дедовом сундуке со всяким барахлом из Стамбула. Завернут был в кусок шелка. Тряпка вся истлела, я и хотел ее выбросить. А там он оказался. Посмотри, у него ведь имя есть, видишь, на ручке вырезано, – и Оле, держа свой резец за лезвие, показал Хильде красивый орнамент на деревянной ручке ножа.

– Это разве буквы? – удивилась Хильда, хотя что-то ей показалось знакомым в линиях орнамента.

– Сам-то я в этом не понимаю, но один знающий человек прочитал и сказал, что это какой-то древний армянский алфавит. И что имя его – Могакан Гор-цик, то есть резец Волшебника. Тогда и начал я резать деревяшки, а до того и в мыслях не было.

– А как он в сундук дедов попал?

– Точно не скажу, но вспомнил потом я рассказ деда моего, шкипера торговой шхуны Магнуса Таденлика. О его приключениях в Стамбуле…

Их беседу прервало хриплое урчанье Берсерка. Он появился на пороге не один, а в сопровождении беленькой чистенькой кошечки с голубыми глазами. У нее в зубах пищали два котенка. Остальные остались на траве перед домом.

Берсерк, не обращая внимания на Оле и Хильду, подвел свою подругу к деревянному ящику под широкой лавкой. Там она и устроила котят, заботливо облизав их. Потом отправилась за оставшимися на улице.

Когда все котята были уложены в ящик, Берсерк буркнул Хильде, проходя мимо и задев ее хвостом: «Накорми моих детей и их мать, я должен отлучиться по делам. Что-то старый вонючка Гревлинг засуетился, не собирается ли он переселиться в другое место, мне надо знать».