Юлия подняла глаза и озабоченно посмотрела на отца. Однако тихий смех матери дал ей понять, что эти слова были сказаны в шутку.

Никто из них в тот момент не подозревал, как трагически закончится этот летний день.

За несколько улиц от них какой-то кучер остановил свою упряжку — четверку мощных бельгийских лошадей-тяжеловозов, запряженных в повозку, нагруженную тяжелыми бочками с вином. Несколько мальчиков, расхрабрившихся под действием свежего вечернего бриза, решили поозорничать, пощекотав одну из лошадей длинной палкой, и дразнили ее до тех пор, пока она не начала махать хвостом и лягаться. При этом задняя нога животного запуталась в вожжах, которые кучер привязал к козлам. Вожжи резко и сильно дернулись, рванув удила передних лошадей в упряжке. Одна из них испугалась, поднялась на дыбы, и тут же вся упряжка рванула вперед в неконтролируемом галопе. Проказники моментально сбежали на задний двор, хорошо понимая, что их шутка зашла слишком далеко. Прибежавшему кучеру оставалось лишь беспомощно смотреть вслед своей повозке. Бочки с грохотом стали падать и еще сильнее перепугали лошадей. Прохожие разбегались в стороны, когда четверка тяжелых лошадей, запряженных в повозку, со страшной скоростью мчалась по улице.

Кучер Ванденбергов успел заметить только то, что его лошади насторожились и слегка замедлили бег, но в это мгновение упряжка без кучера уже выскочила из-за поворота. Его лошади отпрянули в сторону, но у них не было ни малейшего шанса избежать столкновения. Четыре тяжеловоза всем весом ударили в карету, а в следующее мгновение въехали друг в друга также повозка и карета. Трясущиеся тела лошадей, рвущаяся кожа, ломающееся дерево… Карету Ванденбергов отбросило в сторону. Кто-то закричал. Последнее, что увидела Юлия, была серая мостовая, которая летела прямо на нее. Затем наступила темнота.

— Мама?

Неужели ей все это приснилось? Юлия попыталась открыть глаза, однако ее тяжелые веки дрожали, словно крылья мотылька, и первый же луч света ослепил ее. Неужели она спала?

— Т-с-с… лежи спокойно, — послышался чей-то голос вдалеке.

— Мама? — Юлии наконец удалось открыть глаза и моргнуть.

— Нет, это я, Марит.

Юлия с трудом узнала худощавое лицо своей няньки. Та склонилась над ней и осторожно убрала со лба девочки пропитанную п'oтом прядь волос.

— Лежи спокойно, Джульетта, слышишь?

— А что случилось? — Юлия чувствовала себя очень странно. Она попыталась сдвинуться с места, однако острая боль в ноге заставила ее вздрогнуть.

Марит положила руку ей на плечо и осторожно уложила девочку на подушку:

— Джульетта, тебе нужно лежать спокойно!

Тон ее голоса не допускал никаких возражений. Юлия опустилась на подушку, и, еще до того, как голова коснулась ее, девочка опять погрузилась в состояние, похожее на глубокий сон, но безо всяких сновидений.

Когда спустя несколько часов Юлия снова проснулась, она с большим трудом смогла поднять отяжелевшие веки. Девочка, ничего не понимая, огляделась по сторонам и обнаружила, что лежит в своей комнате. Тяжелые гардины, которые висели на окне, собственно, больше для декорации, теперь были плотно задернуты. Однако на улице, казалось, было светло. Отчего же она лежит в постели средь бела дня? Попытавшись приподняться, Юлия вновь ощутила острую боль в ноге. Неужели она ранена?

Что же случилось? Почему она чувствует себя такой усталой?

У Юлии закружилась голова, а потом все вокруг снова погрузилось в темноту.

Когда доктор Маартен немного позже зашел в комнату Джульетты Ванденберг, Марит поднялась со своего стула. Она нервно комкала носовой платок. Взглянув на Юлию, няня прошептала:

— Она два раза ненадолго просыпалась, но теперь снова спит. — По лицу няни было видно, как она волнуется о ребенке.

Доктор Маартен кивнул, поправил на носу пенсне и задумчиво посмотрел на девочку.

— Бедняжка. Какая трагедия!

Он уже давно знал Ванденбергов, а Джульетту держал на руках еще тогда, когда та была грудным ребенком.

— Она спрашивала о матери. — Марит вытерла носовым платком покрасневшие глаза.

Ее усталое лицо побледнело, а серое домашнее платье измялось.

Доктор Маартен успокаивающе положил руку ей на плечо:

— Марит, я знаю, что самое худшее у Джульетты еще впереди, но она должна будет узнать правду, как только снова придет в сознание. Мы с тобой это уже обсуждали.

Марит тихо всхлипнула и кивнула.

— Идите и хоть немного отдохните, а я побуду с ней. — Доктор сел на стул, на котором до этого возле Юлии сидела Марит.

Нянька в нерешительности стояла у кровати.

— Ну, идите же…

Юлия зашевелилась, и врач наклонился к ней, чтобы посмотреть, открыла ли она глаза. Но веки девочки по-прежнему были опущены. Казалось, что бессознательное состояние Юлии наконец-то перешло в целебный сон.

Когда на следующий день Юлия проснулась, ей наконец-то удалось сформулировать несколько ясных мыслей.

— Что с моей ногой? Я смогу бегать? — озабоченно спросила девочка, взглянув на толстую повязку.

— У тебя перелом. Доктор Маартен говорит, что твоя нога заживает хорошо. — Марит ласково погладила свою подопечную по щеке, а затем укрыла одеялом ее забинтованную ногу.

— А сколько это продлится?

— Тебе придется полежать еще несколько недель, пока кость не срастется, — сказала нянька и снова села на стул рядом с кроватью Юлии.

— Как же так вышло? И где мама?

Ответа не последовало.