Конечно, прямо этого не покажут, не осмелятся. Но они помнят и будут говорить об этом за его спиной – усмешка, скрытая за опущенной головой, отблеск выражения, подмеченного случайно и тут же задавленного.

Все это было для Виже хуже смерти.

Он знал, что ему по плечу восстановить свое положение, подчинить себе своих апашей и выбить из их голов сомнения в нем. Но сейчас у него не было на это сил, он должен был передохнуть.

Виже шел туда, где на него станут смотреть как на героя, – к Джорджии. Это было ему необходимо, с рождения он привык питаться восхищением и подобостраием людей, как ребенок кормится молоком, а растение – солнечными лучами. Теперь Виже голодал, лишенный этого восхищения, и, подобно вампиру, спешил насытиться им.

Виже подошел к каменной ограде. Острые пики из темного металла поднимались над забором большого дома. Отец Джорджии занимал высокое положение в коммерческом приказе, ее мать все дни проводила в кафедральном соборе, расписывая на иконах лики святых.

Джорджия считала отца самодовольным невеждой, а мать – экзальтированной дурочкой.

Почти весь день Джорджия проводила одна, если не считать домашних учителей, но она никогда не обращала внимания на прислугу. Джорджия училась не просто прилежно, но с остервенением. Она ненавидела Бармут и презирала его, мечтая когда-нибудь уехать в столицу и заблистать там.

Виже подошел к дверям с узором в виде вырезанных в дереве виноградных лоз. Он позвонил в колокольчик. Ему не было известно, кто побывал у Джорджии буквально несколько минут назад.

Бульдог Тоби уронил три горячие капли слюны на порог и заинтересованно поднял на горничную добродушную морду.

– Добрый день, Бетси.

Лицо доктора Бакулы было таким же приветливым, как и физиономия его бульдога. Он приподнял мягкую шляпу и оставил ее в руках.

Бетси в который раз подумала, что если и позволит какому-нибудь мужчине – ну, вы понимаете, что девушка может позволить мужчине, – то он должен быть таким, как доктор Бакула, – высокий, красивый и такой галантный.

Но где же найти такого мужчину?

– Доброго вам дня, доктор, – произнесла Бетси, пряча глаза. – Вы хотите поговорить с мисс Джорджией?

– Не совсем, Бетси, – сказал доктор.

Он поднял бульдога на руки и сделал это так легко, словно огромная собака состояла из невесомого пуха.

Тоби развесил короткие лапы, млея от блаженства. Бакула, почесывая псу пузико, продолжал:

– Мы с Тоби зашли за учительницей мисс Джорджии… Я обещал ей, что мы вместе посмотрим анатомические образцы. Правда, Тоби?

Бульдог пролаял, выражая полное свое одобрение.

Джорджия сидела, закинув ногу за ногу, и ее карандаш был уткнут в толстую тетрадь с выписками. У нее были довольно красивые ноги, а длинная юбка, доходившая до пят и ниспадавшая волнами оборок, задралась и почти полностью обнажала бедра девушки.

Но Джорджия не обращала на это внимания; подобно грифельному карандашу, который держала в руках, она была остро заточена и нацелена на учебу. Была она красива или нет, сексуальна или невзрачна – подобные мысли почти никогда не приходили ей в голову.

Все, что имело для нее значение, – это блестящие успехи, которые позволят ей покинуть ненавистное болото Бармута.

В чем-то она была похожа на Виже. Может быть, походила на своего парня почти во всем. Всю жизнь ее окружали те, кто ею восхищался – искренне или от раболепия – и кого презирала она сама.

Ей никогда не приходилось бороться за то, что она имела; мысль о том, что ее красота и сексуальная привлекательность могут стать оружием, ни разу не приходила Джорджии в голову, ибо она никогда еще не нуждалась в оружии.

Разница между ними состояла в том, что, имея от рождения все, что мог предложить ему провинциальный Бармут, Виже был доволен этим и не мечтал о большем, Джорджия же мечтала и была готова бороться за свою мечту.

Ей еще предстояло узнать, умеет ли она делать это.

Она приветствовала доктора так, как полагается приветствовать уважаемого посетителя девушке из богатой семьи, и все же в ее жестах не было той чопорной условности, какую Бакула привык встречать в домах бармутской знати и которая ему претила.

У Джорджии была цель, и все остальное имело для нее второстепенное значение.

– Ах, доктор, право же, незачем было беспокоиться! Учительница держала Бакулу под руку, бульдог Тоби довольно семенил следом. В доброе сердце собаки не закрадывалось и тени подозрения, что их спутница может стать для него соперницей в том, что касалось его хозяина. Тоби был полностью уверен в докторе, а доктор – в Тоби.

– Вам вовсе не следовало заходить за мной. Мы могли бы сделать это просто при случае.