Экс-комиссар негодующе засопел.

— Классовая богьба сугова, — назидательно изрек он через минуту. — Как говогят, искусство тгебует жегтв. Геволюция — тоже искусство, величайшее из искусств, пгедставьте себе, Офсет.

— Ага, заплечных дел мастерство…

— Не замочив ног, геку в бгод не пегейдешь, — откликнулся из угла Триглистер. — Жегтвы — неизбежны. Пгичем, чем возвышеннее цель, тем больше, газумеется, жегтв…

— А вас не смущает, что на этот раз жертвой стали вы? — я почувствовал, что снова готов расхохотаться. Резко вздохнул, охнул, черт знает, что эти скоты сотворили с моими ребрами…

— Ага, дохихикались, господин пегесмешник? Да пгекгатите же вгащаться уггем! Сейчас повязки слетят! Хотите кговью истечь?! Легко не отделаетесь, не надейтесь!

Ощупав себя, я обнаружил обрывки гимнастерки, пущенной каким-то филантропом на бинты, вполне профессионально наложенные мне на раны. Пропитавшая кровью ткань успела подсохнуть и держалась, как на клею, но, стоило мне пошевелиться, и повязка снова намокла. Мне не пришлось гадать, чтобы понять, кто не пожалел для меня своей гимнастерки…

— Вы меня перевязали, Меер Аронович?

— Нет, коголева Виктогия явилась сюда из Гая в обгазе девы Магии!

— Спасибо…

— Не стоит благодарностей, — буркнул Триглистер. Без очков, с разбитым лицом, он выглядел так безоружно, что у меня защемило в груди. Мы немного помолчали.

— Скажите, Меер Аронович, тот человек, которого здесь убили — это ведь был капитан Рвоцкий?

Триглистер покосился на меня с большим недоверием.

— Не увеген, что мне следует вам отвечать.

— Это еще почему?! — не понял я. — Шпырева боитесь?

— Дело не в Педегсе…

— А в ком?

— В вас…

— Во мне?! Но почему?!

— Потому что вы — вгаг нагода…

Вот это была новость! Я подумал, как бы мне опять не скатиться в истерику.

— Вы забыли уточнить, какого именно, — переведя дух, сказал я. — Русского, английского или все же еврейского?

— Тгудового нагода… — спокойно пояснил Триглистер. — Это вообще подгазумевалось апгиоги. Я по убеждениям — интегнационалист, как и все пгочие магксисты…

— То бишь, я враг пролетариата?!

— И еще кгестьянства, — сказал Триглистер без малейшего намека на улыбку. — Батгаков и дегевенской нищеты. Кулакам-мигоедам вы, газумеется, дгуг…

— С чего вы взяли, будто я враг крестьянам?! — меня даже немного зацепило, как легко он зачислил меня во враги к землепашцам. Я их всегда уважал…

— Это очень пгосто. Вас ведь товагищ Шпыгев агестовал? Агестовал. Вот и все. Большего не тгебуется. Каждый агестованный огганами ВЧК автоматически становится вгагом пголетагиата. Улавливаете логику, сэг?

— Вполне, — подтвердил я, все еще надеясь, вдруг он шутит. — Но, в таком случае, вы — точно такой же враг, не так ли? Или вас сюда святой дух засадил? Еще и по физиономии вам надавал…

— В отношении меня допущена ггандиозная ошибка! Тгагическая ошибка! Котогую этому дугню Шпыгеву еще пгидется заглаживать и искупать! А моей ошибкой будет поддегживать сомнительные газговогчики с типчиком вгоде вас. С вами-то — и ишаку все ясно…

— Да неужели?! — усомнился я.

— Кгоме того, два заключенных, котогые тгеплются между собой — заговогщики, что усугубляет их вину, даже если она пока не доказана, а, в моем случае — так и есть…

— Зачем же вы тогда меня перевязывали, не пойму?!

— Милосегдие — это дгугое совсем… — Триглистер потупился, словно ему стало стыдно за сочувствие, проявленное в отношении махрового контрика революционера.

— А… — протянул я.

— Перегс еще кгупно пожалеет, что учинил пгоизвол в отношении назначенного пагтией комиссага, — добавил Триглистер после некоторой паузы. — Товагищ Дзегжинский сугов, но спгаведлив, как всякий истинный большевик. Он газбегется и накажет виновных…

— Здорово это поможет капитану Рвоцкому?!

— А вот это — не ваше собачье дело, Офсет!

— Я думал, мы с вами в одной лодке, — протянул я. — Камера у нас точно — одна…

— Непгавильно вы думали! — отрезал Триглистер. — Я вас и знать не желаю! Вы — бывший бгитанский офицег! Пгедположительно — специальный агент! Может, даже, двойной! Вдгуг вас ко мне, как наседку подсадили, чтобы на откговенность вызвать!

— Не мелите чепухи, приятель, на мне же места живого нет, вам что, повылазило?! Ничего себе, наседка! Кроме того, вам прекрасно известно, кто я и как сюда попал!