— Я так боюсь, Деклан. Если он узнает о нас. Я не...

— Он не узнает, — выдает он.

— Он может.

— Нет.

— Он не такой, как думают люди.

— Когда это началось? — спрашивает он.

— Через несколько дней после свадьбы. Поначалу было не так плохо, но сейчас...

— Иди сюда, — говорит он, придвигаясь ко мне и обнимая меня рукой. Он целует меня в макушку, а затем говорит: — Я не могу позволить тебе вернуться к нему.

— Я должна.

— Ты ничего не должна, Нина.

— Это не так просто. Я напугана тем, что он может сделать, поскольку он способен на все, что угодно, — говорю я, пока слезинки катятся по лицу. — Этот синяк под глазом ничто по сравнению...

— С чем? Боже, Нина, кажется, будто кто-то избил тебя гребаной битой. Ты даже понятия не имеешь, что я хочу сделать с этим ублюдком прямо сейчас. Только лишь мысль о том, что он поднял руку на тебя — парализует.

Гнев в его голосе непреклонный, а глаза расширены от ярости.

— Мне так жаль. Я не хотела, чтобы ты видел...

— Тебя? Настоящую тебя? — он закрывает глаза на пару секунд, сжимает переносицу и затем смотрит на меня с искренностью в глазах. — Никогда не прячься от меня. Ни одной проклятой детали.

Я не отвечаю, но он и не ждет, просто оборачивает руки вокруг моей талии и укрывает нас одеялом. Я закрываю глаза, когда он легонько целует меня в раненую щеку и глаз. Он выдыхает слова, прижимаясь губами к моей коже:

— Это убивает меня, узнать такое о тебе.

— Я не хочу, чтобы ты переживал за меня.

— Я всегда буду переживать за тебя. Я хочу принимать твою боль, забрать ее у тебя и перенести ее за нас обоих, — шепчет он и затем страстно целует меня. Но он не может забрать мою боль. Никто не может. Пик пытается, но это никогда не длится дольше пары секунд. Моя боль впиталась в клетки моего существа. Там она и останется. Напоминая, что все мы над чем-то бессильны.

Деклан отрывает от меня свои губы и говорит:

— Открой глаза.

Открывая глаза, я впиваюсь взглядом в его зеленые изумруды, когда он говорит:

— Оставь его.

— Это не так просто.

— Отставь его.

— Это не так-то просто, — говорю я, нуждаясь в том, чтобы он понимал, что я не могу просто взять и уйти, но он пропускает мои слова мимо ушей.

— Я не хочу простоты. Я хочу тебя, — говорит он.

— Я...

— Скажи, что ты чувствуешь ко мне, — говорит он, разводя мои ноги в стороны и устраиваясь между ними.

— Я не знаю, есть ли слово, чтобы описать это; чувство сильное, но это не может быть любовью.

— Почему нет? — спрашивает он, его член становится тверже с каждым словом, что я произношу.

— Потому что я знаю тебя всего несколько месяцев. Это безумство, думать о том, что я уже чувствую к тебе. Я чувствую себя сумасшедшей за те чувства, которые у меня есть к тебе.

— Почему?

— Потому что я едва знаю тебя.

— Ты знаешь меня, — утверждает он, его бедра двигаются так, что его эрекция вжимается в меня.

— Разве?

— Я обожаю тебя. Тебе нужно знать что-то еще?

Мое дыхание становится прерывистым, пока он продолжает тереться об меня.

— Откройся мне. Расскажи о своих чувствах. Дай мне слова, — настаивает он.

— Не знаю, — неуверенно выдаю я.

— Знаешь. Ты просто боишься.

— Тогда позволь мне бояться, — прошу я, но он отклоняет это.

— Я никогда не позволю тебе бояться.

Он отстраняется и стаскивает с себя рубашку, прежде чем садится и говорит:

— Расстегни мои штаны.

Я сажусь и расстегиваю его ремень и брюки. Он наблюдает, как я просовываю руку в его боксеры и беру твердый член в руку, оборачивая пальцы вокруг него. Не разрывая зрительного контакта, я начинаю поглаживать вверх-вниз бархатистую гладкую кожу его затвердевшей как камень, эрекции. Когда его дыхание начинает ускоряться, он хватает ремень за кончик и вытягивает его из штанов.

— Убери свои руки с меня и подними их за свою голову.

Я ложусь на спину и кладу руки, как мне приказали. Он снимает мою майку, затем расстегивает лифчик, прежде чем просовывает ремень между рейками в спинке кровати, неумолимо связывая вместе мои запястья.

— Скажи мне, как ты себя чувствуешь сейчас.

Пока мы внимательно вглядываемся друг в друга, я произношу:

— В безопасности, — и существует часть меня, которая не верит, что это слово — ложь.

— Скажи вновь.