Вопрос риторический, но я все равно кивнула.

– Ты же понимаешь, что изменить реальность совсем не просто?

Опять кивнула, хоть этого и не ждали.

– И что без причины подобные вещи не делаются, тоже догадываешься.

Конечно. Правда, меня сейчас не причины интересуют, а кое-что другое – Глеб. Где он? Что с ним? И помнит ли он меня?

– С Глебом были проблемы. Поэтому мы, старшие, решились на самую грандиозную аферу за всю историю нашего народа. Это был очень сложный ритуал, Крис.

Вальтез поднялся, прошелся по комнате.

– Не хочу грузить тебя подробностями. Да и вряд ли поймешь, чего нам стоило провернуть это дело. Преодолеть сопротивление сообщества, пробить защиту самого Глеба, отыскать источник энергии и, в конце концов, найти тебя. Сейчас важно лишь то, что привязка сорвалась.

– Что за привязка? Приворот? Вы приворожили меня к Глебу?

– Нет, – хмыкнул собачник. – Нет, ну что ты… Привязка – это… ну как бы тебе объяснить… Чтобы изменить реальность, мы создаем новый фрагмент – грубо говоря, формируем ту ситуацию, которая нужна, и замещаем ею настоящую. Остальную работу – подстройку прошлого и будущего, делает само мироздание. Просто оно не терпит несоответствий. Так вот, чтобы процесс изменения начался, новый фрагмент нужно к реальности привязать. Это как… пришить новый орган. До тех пор пока орган не прижился, его держат хирургические нити, дальше уже сам. Так вот, эти ниточки и оборвались, реальность отторгла искусственный элемент, все возвратилось на круги своя.

– А ниток попрочней не было? – спросила тихо-тихо, уже зная, каким будет ответ.

– Энергии не хватило, – признался Вальтез. И добавил с грустной улыбкой: – Надо было прибить этого Данилова, вот тогда бы проблемы не возникло.

По спине побежал холодок – просто тот, кого я опрометчиво считала добрым волшебником, не шутил. Черт, кажется, быть узлом не всегда выгодно.

– Твоя память сохранилась по той же причине, – добавил мужчина с типическим лицом. – Нам банально не хватило энергии…

Уф! Вот случись этот разговор пару дней тому, я бы возмутилась – ну как бы не радует вариант потерять память и вообще себя. Но теперь-то чего копья ломать?

– Глеб меня помнит?

Собачник одарил грустным взглядом. Подмигнул, но отнюдь не весело.

– Никто тебя не помнит, Крис. Даже я с трудом узнаю. Видишь ли… ситуация, в которую тебя поставили, была слишком невероятна. А чем дальше измененная реальность от оригинала, тем меньше…

– Стоп.

Собеседник тут же замолчал, а я… сидела и думала – обидеться на него или как?

– Крис, извини, – выдержав ну о-очень долгую паузу, сказал Вальтез. – Но ты действительно не вписываешься в его вкусы. Ты не такая, ты неправильная. Слишком импульсивная, слишком обидчивая, а временами… просто дурная.

Нет, я все-таки обижусь. Не сейчас, чуть позже, но обижусь жутко!

– Тем не менее я вынужден просить тебя попробовать еще раз.

– Что, простите?

В спальне воцарилась тишина, которую нарушал лишь мерный сап косматой псины. Вальтез по-прежнему сидел на подоконнике и прикидывался невзрачным человеком, я по-прежнему ждала и опять начинала свирепеть.

– Я буду откровенен, – наконец, произнес собеседник. – Мы не можем повлиять на Глеба. Убирать его тоже нельзя – слишком важная фигура, особенно сейчас. Повторить смещение тоже невозможно. Поэтому я вынужден просить тебя попробовать еще раз. Завтра ты выходишь на работу в ООО «С.К.Р.», в аналитический отдел, ассистентом. Твоя задача…

Оглядываться в поисках чего-нибудь тяжелого я начала раньше, чем осознала, зачем мне это самое тяжелое понадобилось.

– Крис! – рыкнул собачник. – Крис, это в твоих интересах! Тебе нужен Глеб, а нам нужен… сытый Глеб. Потому что когда верховный судья голоден, страдают все.

– Верховный… кто?

Мой вопрос проигнорировали.

– Увы, я не могу просто взять и подчинить тебя своей воле – воздействие невозможно скрыть, тем более от него. Подарить тебя ему тоже не могу – не примет, упертый он у нас. Просто познакомить, раскрыв твой секрет, – тоже не вариант, Глебу везде и всюду мерещатся попытки давления. Поэтому все должно быть естественно.

Мне все это мерещится, да?

– Я даже на тебя давить не могу. – В голосе собачника появилась едва уловимая грусть. – Так что шантажа и угроз родственникам можешь не опасаться.

Удивительное чувство – хватаешь воздух ртом, пытаешься проглотить, а он, зараза, не проглатывается. И сказать, разумеется, ничего не можешь. И вообще!

– Крис, ну ты же взрослая девочка, – заявил Вальтез, поднимаясь с подоконника. – Ты же понимаешь, что пути назад все равно нет. К тому же… ты любви хочешь. Маленькой и пошлой.

Слова все-таки нашлись.

– Пошел вон! – выдохнула я.

Собеседник улыбнулся и кивнул.

– Заеду за тобой завтра, в восемь. – И уже псу: – Эй, лежебока! На выход!