Молотов предложил также внести дополнения в два других, предложенных Риббентропом секретных протокола, а именно: признать район к югу от Батуми и Баку в направлении Персидского залива сферой интересов СССР, добиться, в случае необходимости, путем не только дипломатических, но и военных санкций присоединения Турции к «пакту четырех», предоставления СССР на условиях долгосрочной аренды территорий для строительства двух военных баз в проливах Босфор и Дарданеллы с целью обеспечения безопасности СССР в этом районе, а также согласиться на заключение договора о взаимопомощи между СССР и Болгарией [213] .

Этому заявлению В.М. Молотова предшествовала его беседа с послом Японии в СССР Татэкавой. 18 ноября 1940 г. на встрече с ним советский нарком сообщил, что в прошедших переговорах с Риббентропом в Берлине он высоко оценил стремление Токио урегулировать отношения с СССР, но вместе с тем выступил с утверждением, что «советское общественное мнение не сможет благожелательно воспринять заключение пакта о ненападении, если он не будет сопровождаться восстановлением территориальных потерь, понесенных Россией на Дальнем Востоке, а именно утратой в свое время Южного Сахалина и Курильских островов».

Советский руководитель сказал, что в случае, «если Япония не готова пока к рассмотрению этих вопросов, то советское правительство предлагает вместо пакта о ненападении заключить пакт о нейтралитете и одновременно подписать специальный протокол о ликвидации концессий на Северном Сахалине». Подталкивая японскую экспансию на юг против Англии и США, Молотов отметил при этом, что такой пакт «дает все необходимое для того, чтобы развязать Японии руки для ее деятельности на юге, и, с другой стороны, является достаточным для того, чтобы сделать серьезный шаг в деле улучшения японо-советских отношений».

Он указал также на то, что при заключении пакта о ненападении «пришлось бы касаться как вопроса о возвращении некоторых (курсив наш. – К. Ч.) утерянных ранее Россией территорий, так и вопроса об МНР и Синьцзяне» [214] .

В действительности дело заключалось в том, что Москва знала о нереальности территориальных уступок со стороны Токио, а также о том, что, как мы упоминали об этом выше, Советский Союз, исходя из своей позиции в отношении Китая, не мог заключить с Японией пакта о ненападении.

В Архиве внешней политики РФ на этот счет имеется провозглашенная советским представителем 21 августа 1937 г. при подписании советско-китайского договора о ненападении «Устная декларация, строго конфиденциальная, не подлежащая оглашению ни официально, ни неофициально», о содержании которой заместитель наркома иностранных дед С.А. Лозовский напомнил В.М. Молотову 21 февраля 1941 г., вскоре после получения из дипломатического представительства СССР в Токио сообщения о визите Мацуока в Москву.

Декларация гласила: «При подписании сегодня договора о ненападении, уполномоченный Союза Советских Социалистических Республик заявляет от имени своего правительства, что Союз Советских Социалистических Республик не заключит какого-либо договора о ненападении с Японией до времени, пока нормальные отношения Китайской Республики и Японии не будут формально восстановлены» [215] .

Такое же обязательство тогда было вручено советской стороне уполномоченным Китая.

Во время упомянутой выше беседы с Татэкавой Молотов вручил ему проект пакта о нейтралитете, идентичный предложенному советскому правительству бывшим японским послом в СССР С. Того. Правда, в нем в отличие от проекта Того предлагалось автоматическое продление договора в случае, если в течение пятилетнего срока его действия ни одна из договаривающихся сторон не заявит о намерении прекратить его действие. Кроме того, в проекте советской стороны отсутствовало упоминание о подтверждении советско-японской конвенции 1925 г. и появилось приложение в виде проекта соглашения о ликвидации японских концессий на Северном Сахалине. Если раньше советская сторона уже ставила свои условия и вместо компенсации японским концессионерам за их инвестиции предлагала поставить 100 тыс. т нефти в течение пяти лет, то в новом проекте соглашения предлагалось лишь то же количество нефти в течение того же срока, но на коммерческой основе.

После того как Мацуока был уведомлен о реакции Москвы на его новое предложение, он дал указание Татэкаве попытаться разрешить вопрос о японских концессиях на основе продажи Северного Сахалина Японии. Но когда на встрече 21 ноября японский посол возобновил обсуждение вопроса о продаже Северного Сахалина Японии, В.М. Молотов поинтересовался, не шутка ли это, и, сославшись на сообщение Риббентропа, переданное ему во время переговоров в Берлине, о готовности Токио отказаться от своих концессий в СССР, заявил, что он ждет удовлетворительного ответа японской стороны по этому вопросу.