шелестело: “Из-за нее… Довела, зараза”. Теща Ермакова ходила именинницей,

радостно вздыхала в платочек и сделала две безуспешные попытки заплакать.

На кладбище было долго и жарко. Принюхивались собаки. Собравшиеся

выглядели равнодушнее Ермакова. Но говорили прощальные слова. В них Ермаков

выглядел так, что его впору было вытаскивать из гроба и качать. Сам покойный от

ответного слова воздержался. Женская часть собравшихся ждала любовника вдовы,

чтобы, поглядев на него, дать оценку случившемуся. Но он не рискнул. И правильно,

потому, что мужчины его тоже ждали. Теща, главный генератор семейных скандалов,

выглядела старушкой, которую обидит каждый, и на все вопросы о покойном

радостно отвечала одним словом: “пил”. Когда стали закапывать, все кроме тех, кому

достались лопаты, испытали облегчение. С брызгами зарыдал некий Иванов,

которому покойный остался должен 200 баксов. На поминках было вкусно – вдова,

наконец, блеснула своим кулинарным мастерством.

А веревку, согласно завещанию вернули Вайсману из 45-ой квартиры, хотя

теща и была против – пусть, мол, удавится.

НА БУКВУ «Г»

Домишко, скажу я вам, у нас не слабый. Серьезный домишко. На букву «г»

похож, если с высоты смотреть. Целых два этажа без лифта. Одно плохо – время от

времени трещит. Переспел наверно. У жильца Белокурова на этом фоне бутылку

водки и сперли.

Неизвестный негодяй- прохожий с улицы руку засунул в трещину несущей

стены, и спер. В аккурат, за занавесочной стояла, от жены. Вечером слышим - вой,

думали, кого-то смерть настигла, поминки будут, а это жилец Белокуров бутылки

хватился.

Двадцать семей в нашем доме проживает, не считая малосемейных одиночек.

Живем дружелюбно, но несмотря на это горячей воды нет. Говорят, по закону

Архимеда не положено, поскольку конституция дома со времен НЭПа морально

устарела. Зимой-то мы обходимся – с отопления горячую воду сливаем. Борщ, правда,

из этой воды слегка зеленоватый получается. И носки при стирке кусками линяют. А

так ничего, нормально. Отрадно и хорошо.

Сантехника у нас деревянная – во дворе переполненная стоит. На ту же букву

«г» пахнет. Зимой на посадочных местах целые Монбланы намерзают. И пики

Коммунизма. Очень неудобно это дело и стоя. Извиняюсь за тяжелый натурализм.

Одним словом, жизнь тряская, да тут еще соседи нервы усугубляют. Прорубаются,

сволочи. Прямо пещерные страсти.

Раз жилец Давыдов, у которого справка, уехал в командировку. Маму навестить.

А Семикрылов, сосед дорогой, к нему и прорубился. Объясняю научный термин

«прорубился». Топором или ломом, кому что по здоровью подходит, проделываешь

скоренько в соседской стене проем, выкидываешь уже из своей комнаты чужие

вещички и изолируешься кирпичной кладкой. И все, зови гостей, справляй новоселье.

Семикрылов с шурином за два часа управились, параллельно съев литр водки, что

тоже требует определенных сил и времени.

Давыдов приезжает ночью «Кисловодском – Москвой», - думал сначала дверью

ошибся. Надо, потом думает, с водкой поаккуратней. У всех двоится, а у него наоборот.

Точно помнит, уезжал из двухкомнатной. А сейчас в наличии одна. И та вся сапогами

истоптана. Скандал, конечно, архи был. С красными соплями. Но сопли и подтереть

можно, а комнатенка за Семикрыловым так и осталась.

С Куликовым, который в цирке жонглером железных бутафорских гирь

работает, тоже история вышла. После поднятия тяжестей на работе он несколько

устал и естественно несколько напился и дома, содержательно поужинав гороховым

супчиком, лег спать, чтобы с утра снова поднимать тяжести. А ночью перекрытие не

выдержало, и оказался он в подвале вместе со своей колыбельной кроватью.

Проснулся Куликов утром, смотрит, еще вроде темно. Он опять спать начал. Снова

проснулся, смотрит опять темно, но на окнах вместо занавесок решетки

просматриваются. И главное голый бетон вокруг. Первая мысль естественно – опять в

КПЗ. Вторая – хорошо ли вел себя при задержании. Он уже начал о вреде водки