Этот человек вызывал у меня интерес, и то же самое у него было по отношению ко мне. По крайней мере, мне так казалось. Может это и стало связующим звеном нашей дружбы.

Вечер. Чертовски мягкое кресло и друг, который не промолвил больше ни слова. Идиллия царила в атмосфере, окружавшей нас.

Прошло еще около часа, перед тем как я ушла. На прощание он лишь сказал:

– Эм, твое солнце еще взойдет, обещаю.

Эти слова я запомнила на всю жизнь.

…

– Она все еще закрытая книга для меня. Как бы я не пытался привлечь ее внимание, как бы ни пытался заговорить, ничего не выходит. Она лишь еще больше отдаляется от меня. У меня такое чувство, будто она переполнена ненавистью, и с каждым днем эта ненависть усиливается в тысячи раз…

– Мистер Льюс, вы должны понять, что для нее сейчас все слишком трудно. Она подросток и в ее сознании все утрировано в десятки раз. Воображение начинает идти против нее, все эмоции усиленны, а мысли лишь о том, чтобы быть кем-то, чтобы стать чем-то большим.

– С чего вы взяли, что это так?

– Одного сеанса с ней было достаточно, чтобы сделать кое-какие выводы. Хоть он и продлился от силы минут пятнадцать. Ей нужен отец, ей нужно внимание. Ваше внимание.

– Но я пытаюсь сделать все, что только можно. Ничего не выходит.

– Для этого нужно время. Пока она сама не поймет, что причина всего этого гнева в ней, а не в окружающем ее мире и людях, которые рядом, она не откроется. Ее должно что-то поразить, удивить. Это что-то должно настолько глубоко пробраться в ее душу, что все ее мнимые убеждения улетучатся, и она поймет, насколько была слепа и невнимательна. Насколько была жестока в первую очередь по отношению к себе.

Роберт вышел из кабинета психолога. Еще немного помявшись у двери, он взглянул на часы. Было двадцать пять минут шестого. Его отдало жаром, все тело покрылось мурашками. Ему опять придется возвращаться домой к своей дочери. Придется опять смотреть на ее кудрявые темно-каштановые волосы, снова пытаться сказать хоть что-то дельное, сказать хоть что-то, что могло бы растопить тот холод, который исходил от нее. Он вернется домой с полным пакетом продуктов, сделает лазанью, а Мэрил к ней даже не притронется. Она лишь немного посидит за обеденным столом, как всегда опустив голову. А он, как всегда, не сможет заглянуть ей в глаза, не сможет ей улыбнуться. И тут она встанет, возьмет вещи и уйдет, хлопнув дверью. И этот хлопок отдастся в сердце Роберта с такой силой, с такой мощью, гневом, что ему покажется, будто она больше не вернется.

…

Еще один день. День, наполненный жестокими, грязными подонками. Почему я говорю так? Почему всегда с таким ожесточением? Люди. Возможно, они не так плохи, как мне кажется. Вот снова я вижу это милую женщину, которая читает в парке своему ребенку. Но она не вызывает у меня тех чувств, которые бы сумели перевернуть все, перевернуть мое отношение к этому миру. Возможно, я сама не пытаюсь делать что либо для этого…

Каждую неделю, во вторник, примерно в 5 вечера она здесь со своим ребенком. Вокруг деревья, трава, то возникающие, то скрывающиеся в кроне деревьев белки, парень, продающий хотдоги или работягам, которые спешат с работы, или одиноким парням и девушкам, которые по какой-то причине не слишком торопятся попасть домой. А она все сидит и читает, а ребенок лежит на покрывале из разноцветных лоскутков и смотрит на свою маму такими большими глазами, будто она рассказывает ему что-то неземное, то от чего дух захватывает. Скорее всего, так оно и было.

Хотела бы я узнать, почему она здесь, почему ей не надоедает приходить сюда? Что особенное есть в этом месте?

И я прошла мимо. Как и каждый предыдущий вторник.

Ноги шагали по недавно залитому асфальту, и с каждой минутой темп замедлялся. Все мое тело сопротивлялось возвращению в ад.

Я пришла к остановке. Автобус будет через 3 минуты. Не так долго ждать. На этот раз мой медленный шаг либо подвел меня, либо наоборот оказал услугу. Я находилась в районе проспекта Броулс. Недалеко отсюда был построен дом для престарелых, а рядом больница, и теперь на остановке, день изо дня, топчутся ворчливые старики. Они либо одни, либо в сопровождении своих взрослых детей, которые решили избавиться от них, поместив в некую кутузку с «милейшим» названием «Все для вас, дорогие». Кто придумал этот бред?! Ну вот. Одна мадам уже начала жаловаться на свои больные ноги и кривые пальцы. Другая проклинает невесту сына, которая за 10 лет ни разу не навестила бедную старушку. Банда престарелых мужичков обсуждает улов прошлого года. Более нормальная тема для разговора, чем «Как она посмела оскорбить меня перед Люси».

Вот и приехал автобус. Сейчас начнется обыкновенная, всем знакомая картина: разные дамы, разного возраста, как только откроются двери, помчатся в автобус, сметая все и всех на своем пути, только для того, чтобы усадить свои тела на сиденья. Они помчатся туда, будто черви, выползающие из земли после дождя, дабы не задохнуться. Ну, неужели вам не все равно, успеете вы занять место, или нет. Неужели ваша жизнь потеряет смысл от того, что вы не смогли занять этот величественный трон в автобусе. Началось. Я стою с краю, пережидая нахлынувшую бурю. Меня толкают, наступают мне на ноги. Какая-то женщина, лет 45, ударила меня сумкой по голове. Казалось, чаша моего терпения скоро опрокинется. Я была настолько возмущена и удивлена, что готова была догнать эту барышню, и вывихнуть ей этак пару десятков костей.

Тут меня резко откинуло в бок и придавило к двери. Еще чуть-чуть и я бы упала под автобус…

– Вставай, милая, - ласково сказал мне какой-то совершенно не знакомый старик, посмотрев на меня своими морщинистыми, полными доброты, глазами, - Проходи.

Что это было? Что произошло?! Этот взгляд! Он отпечатался в моей памяти, как фотография на листе бумаги. Он был таким ярким, четким. Я никогда в жизни не видела, чтобы незнакомец смотрел на меня такими добрыми глазами. Я увидела в них искренность, какой не видела так давно. Или…Возможно я ее просто не замечала. Не замечала так же, как люди не замечают закат, как люди не замечают большинство обычных, но до умопомрачения прекрасных явлений…Во мне что-то перевернулось, стены моего лабиринта изменили свое положение, они начали двигаться. Я это почувствовала! Что сделал это старый мужчина?! Что он сделал?! Как у него получилось в какую-то долю секунды изменить мои мысли, мои чувство, изменить мое видение? Он сказал лишь: «Вставай, милая. Проходи». Ничего больше. Лишь «вставай, милая. Проходи» . Три слова, которые дали мне возможность увидеть все иначе, думать иначе. Почему того не произошло раньше? Почему сейчас?! Вставай, милая. Проходи… Вставай, милая, проходи… Три слова! Три слова перевернули во мне все.

Я не могла прекратить рассматривать этого старика. Почему он так отнесся ко мне? Почему он это сделал? Он просто добрый? Нет..Это глупо. В мире нет таких людей. Это сказка. Это все до безумия нереально.

…

Так я ехала еще три остановки. И тут меня поразила еще одна, вроде бы совершенно ни чем не примечательная вещь. И я больше, чем уверенна, что никто ее даже и не заметил. Но для меня она сыграла заключающую роль.

Дверь в автобус закрывалась. Женщина в сером пальто, с красным шарфом, так нелепо развивающемся на ее шее, бежала что есть сил, только чтобы успеть. Успеть на этот возможно последний путь добраться до дома, или ей просто не хотелось ждать другой транспорт. Я не знаю, что именно было у нее в мыслях в тот момент. Она была на месте. Двери были закрыты. Кажется, шанс упущен. Но нет. Дверь открылась. Она открылась, чтобы впустить эту женщину. Именно для нее. Та зашла, держа в руках телефон и говоря с кем-то. И тут я услышала редкие слова: