Его член был в ней, туда-сюда, ритм становился все быстрее, чтобы кончить поскорее и завершить происходящее.

Его эрекция, та, что была готова войти в Селену, побывала в выгребной яме. Он был в... сотнях грязных человеческих женщин, которых не волновал безопасный секс или тесты на венерические заболевания, или же они уже успели подцепить СПИД, пуская к себе в трусы шлюх вроде него.

Тот факт, что он не являлся переносчиком болезней, был совсем несущественным.

Грязь есть грязь.

Дернувшись назад, Трэз с шипением закрыл глаза, пытаясь насильно вытряхнуть из головы это дерьмо.

– Трэз?

– Прости, я... – Качая головой, он сосредоточился на ее грудях... и от ненависти к себе его замутило.

– Я просто...

В его мозг вцепилась еще одна женщина, та агент по недвижимости, которую он поимел в купленном складе: он представил, как она упиралась в стену, пока он трахал женщину сзади, и на ее пальце поблескивало кольцо.

– Прости, – прохрипел он. А потом опять начал качать головой... будто воспоминания были предметами, которые он мог спихнуть со стола сознания. – Я...

С молниеносной реакцией на смену пришла брюнетка, которая отсосала ему в его кабинете. Рыжая с блондинкой в уборной клуба. Тройничок со студентками, девушка-Гот на кладбище, официантка в «Сальваторе», фармацевт сегодня днем, когда он поехал за Мотрином116, барменша, женщина, которую он встретил в автосалоне...

Быстрее и быстрее, образы, как пули, летели одна за другой, стреляя по мозгу.

Он слез с Селены. Казалось странным и одновременно обоснованным то, что в его голове была лишь одна мысль: Тени были правы.

Секс с людьми загрязнил его тело.

И здесь и сейчас он расплачивался за это.

***

Сидя за кухонным столом, все, что Эссейл мог делать, это только смотреть на своих кузенов. Двое наемных убийц, наркоторговцев и головорезов не только вымылись перед трапезой, сейчас они откинулись на спинки стульев с такими лицами, будто хотели ослабить пояс своих брюк.

Когда бабушка Марисоль снова встала из-за стола, Эссейл покачал головой.

– Мадам, вы должны сами насладиться едой, которую так усердно готовили.

– Я наслаждаюсь. – Она подошла к кухонному столу и вернулась с хлебом. – Эти мальчики, им нужно больше есть. Они такие худенькие.

Такими темпами она превратит его помощников в... как там говорили, в диванных увальней?

И, вот неожиданность, хотя парни наелись до отвала, они взяли еще по одному кусочку домашнего хлеба и покорно намазали маслом.

Невероятно.

Эссейл перевел взгляд на Марисоль. Она сидела, склонив голову, и вилкой ковыряла еду. Она мало съела, но открыла баночку цвета меди, которую ей дала Док Джейн, и выпила одну серо-оранжевую капсулу.

Но не он один наблюдал за ней. Орлиный взгляд ее бабушки охватывал все вокруг: каждое движение вилки, каждый ее глоток из стакана с водой, все несъеденное ею за столом.

Марисоль, с другой стороны, ни за кем не следила. После эмоционального воссоединения со своей бабушкой она закрылась, не сводя взгляда со своей тарелки, а ее голос ограничивался «да» и «нет» касательно специй и приправ.

Она мысленно вернулась в место, куда он не хотел, чтобы она возвращалась.

– Марисоль, – сказал он.

Она подняла голову.

– Да?

– Хочешь, чтобы я показал тебе твою комнату? – Как только слова вылетели изо рта, Эссейл тут же посмотрел на бабушку. – Если вы позволите, разумеется.

Согласно старым обычаям, старая женщина была дуэньей Марисоль, и хотя он редко выказывал уважение к людям, было уместно оказать внимание женщине.

Бабушка Марисоль кивнула.

– Да. Я взяла ее вещи. Вот они.

И, конечно, чемодан на колесиках стоял в дверном проеме в комнату.

Когда бабушка вернулась к собственной тарелке, он мог поклясться, что заметил легкую улыбку на ее губах.

– Я просто вымоталась. – Марисоль встала и взяла свою тарелку. – Кажется, я могу проспать целую вечность.

Обойдемся без подобных заявлений, подумал Эссейл, вставая.

Марисоль поцеловала бабушку в щеку, сказала что-то на родном языке, и он последовал за ней, положив тарелки в раковину, а потом подошел к чемодану. Он хотел обхватить Марисоль рукой. Но не сделал этого. Однако он взял багаж, когда она потянулась за вещами.

– Позволь мне, – сказал он.

Девушка легко уступила, что подсказало ему, что ее все еще мучила боль. И, вставая впереди, он вывел ее к лестнице. Было два пути: один вел вверх в его комнату, другой уходил вниз, в подвал, где располагалось пять спален.